– Значит, сами устроим им адский отжиг! – решила Аня. – Чтобы до самых каникул заикались.
Друзья задумались. Лешка предложил сделать каких-нибудь механических монстров, раз они уже включены в программу. Анька – изготовить бомбочки с краской – пусть отмываются. Вика – самим одеться привидениями или зомби.
– Давайте сначала туда сходим и на месте решим, как лучше, – предложил Сашка. – Вы же там все бывали, а я – нет.
Выяснилось: на заводе были только Витька и Аня. Да и то Аня только перелезла стену для тренировки, потом – обратно.
Лешка начал было: «Оно надо?» Но Аня намекнула, что он боится лезть. Поэтому порешили: на завод сходить и понять, как лучше сорвать замысел балбесов.
Договорились и стали расходиться. Лешка, как обычно, ушел первым. Сашка знал причину. Знал и то, что говорить на эту тему Лешка не любит.
– И мне пора… – вздохнула Аня. – В восемь тренировка, а еще надо домашку успеть. Чао!
– А кто поможет хозяйке мыть посуду? – спросила Вика.
– Тот, кто ближе всех к раковине! – крикнул Лешка с порога.
Сашка хотел вздохнуть с нарочитой грустью: «Похоже, честь выпала мне…» Но Витька уже встал из-за стола и занял позицию у мойки.
– Вот губка, вот средство, – улыбнулась Вика. – У тебя лишний шанс отмыть машинное масло со своих мозолистых рук.
Сашка понял, что Витька любит оставаться с Викой наедине. Поболтать, а чаще – просто помолчать. Сам вышел на балкон – вдохнуть весеннего воздуха. Заметил, что когда открываешь окно в Москве, то уши сразу же обволакивает шум тысяч машин. Здесь же, хотя балкон и смотрел на центральную улицу, слышался щебет первых вернувшихся птиц. Пахло прошлогодней листвой, землей, вскопанной на газоне. Казалось, свой запах был и у синего апрельского неба. «Первый раз чувствую настоящую весну», – подумал Сашка.
На кухне Витька, домывая посуду, беседовал с Викой. Вскоре хозяйка квартиры проводила гостя.
Уже на пороге Сашка спросил:
– Ты сама сочинение будешь писать?
– Напишу, но на конкурс не сдам. Еще не хватало победить! Скажут: дочку зама мэром сделали.
– А если не участвуешь, зачем напишешь?
– Хочу обдумать ответ родителям.
Сашка хотел было переспросить, но вспомнил тему сочинения: «Почему я никогда не уеду из Антоновска» – и промолчал.
Аня поначалу бежала вприпрыжку, потом замедлила шаг. Шла и думала: «Почему я не учусь во вторую смену? Как было бы здо́рово: встала, потренировалась, сделала уроки, потом в школу. Вернулась вечером, быстро поужинала – и спать. Только тогда надо было бы, чтобы все друзья тоже учились во вторую смену».
Причиной этих размышлений был папа.
Папа – военный летчик. Конечно, бывший. Когда-то он летал, был на войне, его сбили. Остался в живых, но врачи больше летать не разрешили. Папа еще несколько лет прослужил в авиации, только в небо не поднимался. Тогда же родилась Аня.
Потом папа вышел на пенсию и переехал в Антоновск. Только уже без мамы, но с Аней.
Аня маму почти не помнила. Поэтому не то чтобы совсем не горевала, просто печаль ее была немного отстраненная: мечтала иной раз, как хорошо было бы жить с мамой.
Папа у Ани был замечательный. Если бы у него не болела голова. А она начинала болеть во второй половине дня. Как раз в то время, когда в школе начинается вторая смена.
Папа не пил. Точнее, почти не пил. Но дело в том, что врачи запретили ему совсем. «Хоть капельку можно?» – спросил папа на медкомиссии. Военный врач-профессор устало вздохнул и сказал: «Только если накапать пипеткой». Примерно такую капельку папа и выпивал, после чего у него начинала болеть голова.
Утром он был лучшим папой на свете. Провожал дочку в школу, давал карманные деньги, шутил, планировал на выходные съездить с ней в Москву. Готовил обед. Анька считала, что папин борщ самый ароматный и наваристый в мире. А когда Аня приходила из школы, у папы болела голова, он хмурился и придирался к ней.
Папа работал в охране, сутки через трое. Его график дочка знала на месяц вперед. Сегодня он был дома.
Аня аккуратно вставила ключ в скважину, повернула почти без щелчка, открыла дверь почти без скрипа. Еще тише заперла. Похоже, папа спит. Тогда будить не будем.
Тихонько прошла в свою комнату, достала тетради из рюкзака. До тренировки два часа, домашку сделать успеем…
– Здравствуй, дочка, – донесся негромкий, но раздраженный папин голос.