- Что такое, Рута? - В комнату быстро вошла высокая худая женщина в черно-красной шали, наброшенной на острые плечи. - Очнулся? Вот и хорошо. Сейчас будем умываться, а потом попробуем чего-нибудь поесть. Ну-ка, егоза, согрей воды, да побольше.
Девушка тут же стремительно умчалась в кухню, а мать присела у изголовья и принялась протирать раненому мягкой льняной тряпочкой глаза и лоб - все, что открывали бинты. Лежащий попытался сделать движение навстречу, но женщина успокоила его, взяв руку в свои длинные пальцы, украшенные перстеньком темно-медового янтаря. Губы её что-то беззвучно зашептали, и губы больного также открылись в ответ. Но даже если бы у него и были силы после нескольких дней бесчувствия, даже и тогда этот человек не сумел бы ничего ответить женщине. Он был немой.
Спустя несколько минут в комнату впорхнула Рута, неся в руках глубокий таз с водой так, как если бы она сейчас танцевала с грациозным и умелым кавалером. Гражина шикнула на неё и тотчас же отправила за губкой и мылом. Когда её приказание было исполнено, мать без церемоний вновь выставила дочь за дверь, заявив, что не девичье это дело - смотреть, как взрослого мужика моют. Она осторожно потянула размотанный бинт с головы, и больной друид вновь впал в забытье, чем порядком облегчил ей работу - раны уже начали затягиваться, и это было наиболее болезненно с тех пор, как друиды оставили своего товарища без сознания на попечение семьи Паукштисов. Гражина вспомнила Яна и девушку-друидку, Эгле. Она ещё тогда так недовольно взглянула на Яна, когда он прощался с Рутой. Черты лица Эгле вдруг что-то напомнили женщине. Она вздохнула и присела у изголовья больного подождать, когда он очнется. Вокруг её лучистых задумчивых глаз пробежали тревожные морщинки. Она силилась вспомнить, где могла видеть эту девушку прежде.
Книгочей очнулся от того, что почувствовал у своих ноздрей едкий и пряный запах, запах нездешний и тревожный. "Нездешний - это ещё как сказать", - вдруг подумалось ему. "Похоже, это я тут совсем-совсем нездешний". И следующая, запоздалая мысль: "Это Шедув дает мне какую-то свою заморскую смесь, чтобы привести в чувство".
Он резко вскочил, ошалело озираясь. Слабость миновала, только голова гудела, как после обильных возлияний, если бы только Книгочей, не одобрявший спиртного, знал, как это бывает в действительности. Отпущенник одобрительно покачал головой.
- Знаешь, что мне давалось труднее всего после того, как меня привезли маленьким глупым мальчишкой во Фьордстаг, резиденцию короля Олафа?
Патрик смотрел на Шедува в недоумении.
- Труднее всего мне было научиться мотать головой в стороны, когда хочешь сказать "нет", и мотать сверху вниз, когда соглашаешься. В моих родных краях все было наоборот, хотя там вообще по большей части предпочитают кланяться - и когда согласен, и когда нет.
И Шедув усмехнулся так, что трудно было понять, чего в этой улыбке было больше - горечи или иронии.
- Меня... тоже... привезли... издалека...
Книгочей с трудом разлепил склеившиеся губы, и ему показалось, что даже голос его здесь звучит необычно, словно бы не к месту. Это не ускользнуло от проницательного человека с Востока.
- Да, ты похож на скотта или айра, только чересчур темные волосы такие носят южные поляне и мазуры. Правда, и на моей родине тоже.
- Тебя взяли в рабство ребенком? - спросил Патрик, глядя прямо в черные миндалины чуть раскосых глаз.
- Нет, моя судьба не схожа с твоей, - вновь угадал подоплеку вопроса ошеломленного друида отпущенник. - Хотя сейчас я думаю, что это и было сродни рабству. В столице Ордена был мой земляк, человек, который учил людей Монаха и тайных шпионов Искусству одиночества. С тех пор в этом слове мне всегда слышится слово "искус" - искушение, соблазн.
Книгочей открыл, было, рот, но отпущенник жестом остановил его.
- Я понимаю, у тебя есть много вопросов, на которые ты бы хотел получить ответ немедленно. Однако время у нас хотя и не на исходе, но песок уже начал пересыпаться из одного сосуда. Пожалуй, нам нужно спешить.
Книгочей внимательно посмотрел на Шедува. Он понимал, что отпущенник уже знает то, что ему только предстоит открыть самому. Он чувствовал, что отныне это - его единственный союзник. Он знал, что борьба продолжается - о Шедуве ему рассказывал Травник, да он кое-что знал и сам. Оставалось одно понять.
- Ответь мне, Шедув, Тот, кто всегда за спиной, - тщательно подбирая слова, сказал ритуальную фразу Книгочей. - Я, Зеленый друид Патрик по имени Книгочей обращаюсь к тебе, не тая зла и не помня наших прошлых встреч. Где я? И что со мной?
С минуту Шедув молча смотрел на друида, как Патрику показалось, с сожалением. Наконец человек с Востока простер руку вокруг друида.
- Ты - в Посмертии, Патрик по имени Книгочей, бывший Зеленый друид.
- Это я уже, по-моему, понял.
Тем не менее, Патрик почувствовал, как губы его начинают предательски дрожать, и собрал всю оставшуюся волю в кулак.
- Это значит, что я... уже мертв?
- Это не значит, что ты мертв, Патрик Книгочей, - сухо ответил Шедув и предостерегающе поднял палец, видя, что друид сейчас облегченно вздохнет. Но это не значит и то, что ты - жив.
- Как это? - не понял Книгочей. - Объясни.
- Еще раз повторю: ты - в Посмертии. Это такое место, между Мостом Прощаний и Рекой без Имени. Жизнь человеческая осталась справа. Слева, там, вдали - река, которую каждый рано или поздно пересекает, но уже не в своей жизни.
- Как я попал сюда? - хрипло проговорил друид.
- Ты был убит зорзами на берегу моря возле города Юра. Убит и поднят на корабль, который взял курс на остров, который вы называете Колдун - там находится логово существа, которое вы называете Птицеловом.
- Почему же я здесь - стою, говорю, дышу?
Патрик вдруг почувствовал, что уже давно говорит о себе как-то рассудочно, отстраненно, словно речь идет совсем о другом человеке!
- Зорзы взяли твое тело с собой, потому что им нужна была твоя душа. И, быть может, душа твоего друга, толстого метателя ножей. Кстати, отпущенник криво усмехнулся, - я бросаю ножи не хуже. Бросал, - медленно оговорился отпущенник и замолчал. Книгочей - тоже, пытаясь переварить услышанное. Только ветер осторожно гладил траву, и, похоже, стало темнеть.
Наконец Шедув шагнул к друиду, издал тихое восклицание и указал рукой ему за спину. "Дешевый трюк!", - горько подумалось Книгочею, но он уже понимал, что в этих краях ему предстоит забыть о привычках и инстинктах его прошлой жизни. Здесь можно было или всецело доверять, или быть одному до конца. И он обернулся.
Вдали, за его спиной, сгущалась темнота, словно грозовая туча неожиданно сбилась с пути и стала сползать на землю по невидимой стене. Перед глазами Книгочея причудливо расплывались, таяли и исчезали зубчатые башни, разводной мост и стены замка. Далекие поля, дубравы, дороги - все исчезало, ползло потеками краски, как с холста, который какой-то безумный художник поливал водой, смывая свое неудачное или наскучившее ему творение. А, может, просто играя дождем. Через несколько минут все исчезло, а Патрик все ещё смотрел, как зачарованный, понимая, что это уходит его прошлое. Будущее же было темно и страшно.
- Пора, Патрик Книгочей, - сказал Шедув. Он был очень сдержан в жестах, а его интонации напоминали ровный частокол забора - правильные и гладкие, слова, произнесенные отпущенником, ложились через одинаковые паузы, и иногда казалось, что вместо Шедува говорит кто-то другой, сидящий внутри него. Но кто может быть внутри самой души? Только ветер...
- Куда держим путь? - осведомился друид. Он пытался заставить себя сбросить с души уныние, хотя усталость тела ощущал тоже. Подняв и согнув несколько раз руки, Книгочей вопросительно взглянул на своего спутника.
- В Посмертии может сохраняться телесная оболочка, - пояснил отпущенник. - По большей части, здесь обитают только души, хотя правильнее будет сказать, что
Посмертие для души - это не место нахождения, а место прохождения. Как длинная и тяжелая дорога, в конце которой усталую душу ждет переправа через Реку без Имени. Туда и лежит наш путь. Мы должны некоторое время, которое отпущено нам, смотреть за всеми, кто будет пересекать Реку. Те, кто, подобно нам, будут иметь... телесные оболочки... не должны попасть на другой берег. А они будут стремиться. Птицелов не сумел сделать из тебя проводника в Посмертие - ты сумел ускользнуть, уж не знаю как, хотя это мне очень интересно и вселяет определенную надежду.