– Не надо делать мне больно, пожалуйста.
– Я не буду. Я действительно не хотел делать тебе больно, Эйли. Пожалуйста, поверь мне.
– Но ты сделал. Ты лгал мне. Гарретт обвил рукой ее талию.
– Я не лгал тебе, Эйли. Я просто… сказал тебе не всю правду.
Она отпрянула, пытаясь побороть в себе желание растаять в его объятиях. Вернуть то, что было между ними, все равно невозможно, хотя, вероятно, он пришел именно за этим. Теперь, когда она знала, что любит его, путь обратно был невозможен.
– Ты спал со мной! – закричала Эйли. – Как ты мог спать со мной, зная все, что ты знал, и не говоря мне ни слова? – Она сжала кулаки на его груди, слезы струились по ее щекам. – Чем я была для тебя? Просто развлечением, пока ты ждал возможности получить то, что тебе было нужно? – Она всхлипнула. – Я спала с тобой, Гарретт, потому что хотела тебя! Именно тебя, понимаешь? Я даже влюбилась в тебя. Против моей же воли… О, если бы я могла повернуть время назад!
Эйли провела ладонью по лбу, злясь на себя за то, что обнажает свою душу перед Гарреттом, говорит ему, как много он значит для нее. Однако она уже не могла сдержать себя и продолжала:
– Я не могу изменить то, что уже произошло. Но я могу защитить себя от еще большей боли. Всю свою жизнь мне пришлось завоевывать любовь родителей, которые не хотели или просто не могли любить меня. В конце концов я смирилась с этим и смогла жить дальше. Но я не вынесу этого еще раз и не хочу больше выносить. Я больше не хочу страдать.
– И я не хочу, чтобы ты страдала, Эйли, – мягко сказал Гарретт, проводя пальцами по ее щеке. Потом он пристально посмотрел ей в глаза. – Чувства никогда не давались мне легко, – продолжил он. – И я говорю это не в оправдание тому, как поступил с тобой. Я провел первые шесть лет своей жизни без любви. Я не ощущал ничего подобного до тех пор, пока в моей жизни не появилась моя мачеха, Барбара. И даже тогда мне было очень трудно показывать свои чувства, говорить о них. – Гарретт сделал паузу и взял ее лицо в свои ладони. – Но я люблю тебя, Эйли. Может быть, тебе сложно поверить мне сейчас, но я люблю тебя всем сердцем, так, как никого никогда не любил…
Эйли прижала ладонь к губам, заплаканными глазами глядя на Гарретта.
– Гарретт, я не знала, я… я думала… Он крепко прижал ее к груди.
– Да, знаю, Эйли. Ты думала, я использовал тебя, обманул. Понимаю, что ты чувствовала. С самого начала я повел себя как последний дурак. Еще до прибытия в Остин заранее был готов ненавидеть тебя. Я был уверен, что ты причинила боль моей мачехе, единственному человеку в жизни, которого я по-настоящему любил, и я приехал к тебе ради нее. Хотел, чтобы она была счастлива. И знал что она не будет счастлива, пока не получит возможность увидеть тебя, поговорить, объяснить, почему она отдала тебя в приют. Может быть, я хотел отомстить, сделать тебе так же больно, как, я думал, ты сделала Барбаре. Но все это было до того, как я увидел тебя, познакомился с тобой, до того, как понял, что ты сама терпела очень много страданий в этой жизни, и не по своей вине.
– Гарретт, – произнесла она сквозь слезы, – зачем мои родители сказали ей про меня такое? Когда я прочитала письмо, которое она мне написала…
– Письмо? Ты же говорила, что тебе не передавали никакого письма!
Эйли кивнула.
– Я прочла его вчера.
– Но… как?
– Вчера я летала к приемным родителям и попросила их отдать мне письмо, – объяснила Эйли, присев на край дивана.
Гарретт сел рядом с ней и обнял ее за плечи.
– Все это время письмо было у них и они ничего тебе не рассказывали о нем?
– Когда я приехала, мама до последнего отрицала, что письмо у нее. До тех пор, пока я не сказала, что видела письмо Джейса и знаю, что моя родная мама написала мне точно такое же. Я также спросила про свое свидетельство о рождении – почему я записана как единственный ребенок, в то время как Джейс записан как близнец? – Эйли посмотрела на Гарретта, не в силах сдерживать боль. – Все это сделала моя приемная мать! До сих пор не могу поверить, что она способна на такое. Она бы никогда не призналась… Я уверена, она просто боялась. Боялась, что я начну искать своих настоящих родителей. Именно поэтому она все эти годы ничего не говорила мне о письме.
– И ты прочитала все письмо?
– Да, я прочитала все, пока летела в самолете, – глаза Эйли снова наполнились слезами. – Как же жаль, что я не прочла его тогда, много лет назад. Она любила меня, Гарретт! Даже несмотря на то, что отдала меня в приют, она любила меня. Я чувствовала эту любовь в каждом написанном ею слове. Любовь и боль. Я даже не могу представить, как тяжело ей было отдавать нас в приют.
– Она хотела, чтобы вам с Джейсом жилось лучше.
Эйли грустно улыбнулась.
– Да, я знаю. Теперь я знаю это. Я просто хотела бы знать это много лет назад. Может быть, тогда мне было бы немного легче жить с приемными родителями.
– Ты хочешь встретиться с ней?
– Больше всего на свете! С ней и с папой. Гарретт расплылся в широкой улыбке.
– Мы это непременно устроим, но сначала… – он сунул руку в карман, достал оттуда ключ и протянул Эйли.
Эйли смущенно улыбнулась, не совсем понимая, зачем ей это.
– Что это, Гарретт?
– Это ключ от «Висты».
– Спасибо, но, я думаю, ключ от гостиницы мне больше не нужен, – грустно сказала Эйли.
– Нет, это твое! Возьми его.
– Я не понимаю…
– «Виста» снова твоя. Я купил ее.
Эйли раскрыла рот от удивления.
– Ты купил «Висту»?
– Да, подписал все бумаги сегодня утром.
– Но… зачем?
– Ну, я же планирую покупать здесь территорию для расширения компании. Мне понадобится место, где можно будет останавливаться.
– Гарретт, – сказала Эйли, пребывая в совершеннейшем шоке, – Гарретт, о чем ты говоришь?
– Ну вот, – сказал Гарретт, грустно опустив голову, – и на этот раз я организовал все так же плохо, как и твое знакомство с мамой. – Гарретт взял ее руки в свои. – Но я все исправлю. Я хочу жениться на тебя, Эйли! Я знаю, как ты любишь этот дом. И никогда бы не смог заставить тебя отказаться от него. Мы можем жить некоторое время здесь, а некоторое в Вашингтоне. Или, если хочешь, будем всегда жить здесь, а в Вашингтон я буду приезжать по делам.
– Подожди, – прервала его Эйли слабым голосом, – давай вернемся к той части разговора, в которой ты упоминал женитьбу.
Гарретт рассмеялся и крепко обнял ее.
– Это одна из вещей, за которые я люблю тебя, Эйли. Твоя рассудительность.
Эйли прижалась к нему, как будто боясь, что он исчезнет, как мираж, так же неожиданно, как он и появился.
– Я не могу себе этого представить. Я, Эйли Моран, выхожу замуж за миллиардера?
– Мне бы не хотелось думать, что ты выходишь за меня только из-за этого…
Эйли тревожно посмотрела на него.
– Я клянусь тебе, я люблю только тебя, а не твои миллионы!
– А это еще одна вещь, которая мне в тебе нравится. Без денег ты была бы не менее счастливой, чем с деньгами.
– О, Гарретт, это не совсем так. Однажды я уже была в совершенно бедственном положении и не хотела бы переживать такое вновь.
– Тебе и не придется переживать подобное. Я всегда буду заботиться о тебе. Всегда. Обещаю.
Слезы снова наполнили ее глаза, когда она услышала его слова. Эйли прижалась губами к его губам.
– И я буду заботиться о тебе, Гарретт.
– Эйли, я так люблю тебя!
– И я люблю тебя, Гарретт!
– Кстати, как теперь насчет встречи с родителями?
– Что ты собираешься делать? – рассмеялась Эйли. – Хочешь вручить мне пригласительный билет?
– Нет, собираюсь просто позвать их сюда. Гарретт подошел к двери и крикнул:
– Мама! Эдди! Вы можете подниматься.
У Эйли округлились глаза, когда она услышала шаги внизу.
– Они здесь? – спросила она, не веря происходящему.
– Да, – с гордостью ответил Гарретт. – Они здесь и уже поднимаются к нам.
– Боже, я ужасно выгляжу, – заволновалась Эйли. – Посмотри на меня!