Но он вновь его потерял, тогда, когда Лорана похитили пираты. И ощущение беспомощности, беззащитности перед неведомой и всесильной бедой стало его спутником на всё то время, когда он не имел надежды, не имел даже средств к поискам. Много позже он узнал, что Лорану повезло, он встретил Элайю Александера, и кто бы что ни говорил о нём, Раймон был в глубине души благодарен этому парнишке. По крайней мере, сын был жив. И относительно здоров.
Но все эти месяцы, которые Раймон не мог расслабиться, в двойной тревоге, за того, кто неизвестно где сейчас и за того, кто рядом, те дни, которые Вито проводил в бесконечных разъездах по континенту и поисках, отозвались в нём гулким эхом. И сейчас, приехав в больницу, Раймон почему-то был уверен, что просто не выдержит, увидит умирающего сына и свет померкнет, ничего уже не будет. Вито, сам далёкий от спокойствия настолько, что об этом не стоило и говорить, старался подбодрить его всю дорогу, пусть получалось это неуклюже и нервно – это не вина Вито, осознавал ли он это вовсе, его собственное состояние не очень было им осознано, но он понимал, что сейчас происходит с Раймоном, он уже научился читать по всегда спокойному лицу ранни эмоции, очень далёкие от спокойствия. А может это была человеческая интуиция?
Первые два дня Раймон просто просидел рядом с сыном, всё держал его руку в своих, и молился, непонятно чему или кому, просто просил вселенную не отнимать у него ребёнка. Вито приходил в палату, тихо присаживался рядом, и Раймон как никогда чувствовал свою любовь к этому странному мужчине. За помощь, за сочувствие, за всю ту страсть, что он дарил ему, и за молчание, которое Вито не нарушал, заходя в палату. Лишь изредка чуть касался его плеча, проводил по волосам или целовал в щёку.
После того, как Лоран первый раз пришёл в себя, и Раймон наконец почувствовал, что снова способен соображать, Вито сказал, что Люсилла и дети тоже находятся здесь, в госпитале – нет, они не ранены, у Люсиллы был глубокий шок, и это обычная мера в связи с этим, заключение врачей необходимо в материалах дела, а дети в порядке, в тот момент они были в надёжном укрытии позади дома. За эти два дня Вито успел увидеть их, во время обследования для оформления медицинских карт, переговорить с врачами, переговорить с полицией и достичь взаимопонимания – предъявлять обвинение ни Лорану, ни Люсилле не будут, даже без показаний Лорана, при одних только показаниях Джело, очнувшегося за день до Лорана, понятия превышения меры самообороны в бракирийской системе правосудия не существует, переговорить ещё много с кем… Согласившись, в общем и целом, со всем, что сказал Вито, Раймон отправился сделать то, о чём не смел думать всё это время – посмотреть на внуков.
Люсиллы в тот момент в палате не было. Рядом с колыбелькой стоял мужчина-бракири, Эркена Джани. Раймон уже слышал от Вито о том, что он здесь, о том, каким сочетанием настырности Вито и удачи было то, что он здесь – кораблей с Яноша в сторону Экалты не предполагалось, но заслугой умения Альтаки давить и скандалить такой корабль нашёлся, и возражения по поводу его посадки были подавлены в зачатке, о его отношении, прошлом и грядущем, к их истории… Подойдя поближе, ранни посмотрел на маленьких существ, сейчас крепко спящих, и во сне касающихся хвостами друг друга. Раймон улыбнулся, наверное, впервые за дни, что провёл в больнице, коснулся пальцами рыжей головки, стараясь не задеть длинными ногтями и не поранить.
- Года три назад сложно было б представить, что осознаешь себя отцом и дедом практически одновременно, – проговорил Эркена.
Раймон перевёл взгляд на мужчину, и подумал о том, что, наверное, этому нежданному теперь уже родственнику ещё сложнее, чем ему самому. Лицо мужчины было уставшим, но счастливым, каким-то отстранённо-безмятежным.
- Да, вы правы… Знаете, хотя бы просто то, что они сейчас с нами, уже даёт нам силы. Я мог только надеяться, что с моим сыном всё будет хорошо – как ни мало он приспособлен к жизни, тем более в этом новом, чужом для него мире, но он взрослеет, все взрослеют однажды, хотя мы, ранни – медленнее, чем вы… Но я даже представить не могу, что значит для вас… Узнать о том, что у вас есть дочь и практически тут же её лишиться, хоть на время, но мы ведь не знали, на сколько времени.
- То, что я понимал, что в этом нет моей вины, глобально не делало ситуацию легче. И теперь не делает. Больше не нужно изводить себя бессмысленной тревогой от неизвестности, но непростых разговоров будет ещё много. У меня как не было слов для них, так нет и сейчас.
- Возможно, вам просто нужно начать разговор, а слова сами подберутся. В конце концов… Обретение семьи – это ведь счастье, думаю, она тоже будет счастлива, что теперь у неё есть отец. Знаете, тут можно многое сказать, про традиции и про кровные узы, но главное ведь то, что вы для неё делали, делаете и ещё будете делать. Пусть вы не знали о ней ранее, но ведь в том нет вашей вины, и даже понимая это, постарайтесь себя в этом не винить. И дайте ей самой сделать выбор – принимать вас или нет. Не продумывайте сценариев вашего разговора, просто сделайте первый шаг.
Эркена отошёл от кроватки, устало потёр лицо ладонями.
- Мир на пороге кризиса, мы на пороге больших перемен в нашей жизни… Можно сказать, что вожжи из наших рук выпали, и события развиваются стремительнее, чем к тому готова наша психика. Но иного выхода у нас нет, кроме как продолжать действовать в водовороте, который мы не смогли оседлать… Это никогда не было легко. И нам останется только надеяться, что им справиться будет легче, чем нам.
Выглянувший из-за двери палаты Вито тихонько, чтобы не потревожить детей, позвал ранни в коридор. Раймон, смущённо улыбнувшись Эркене, проследовал за человеком, коротко предложившим ему немного пройтись. Разговор… Было понятно, разговоров уже было много за последние дни, и будет ещё много – у Люсиллы с этим неожиданно обретённым отцом, и, наверное, у Лорана с ним же… Как многое может измениться за пару дней, и к самым серьёзным переменам заранее невозможно подготовиться, хоть, казалось бы, и настраивал себя на них. Сознанием ранни невозможно представить, что чувствует человек, который не спал двое суток, насколько он вымотан морально и физически, тем более если учесть, что в таком режиме он жил уже несколько месяцев. Однако и ранни знают, что такое усталость, по крайней мере, моральная, что такое нервное напряжение в постоянном ожидании новостей – возможно, не очень хороших. Раймон наблюдал это в течение долгих месяцев, день за днём и ночь за ночью размышляя, как у Вито достаёт сил, и когда эти силы кончатся… И видимо, ему предстоит услышать, что закончились они сейчас. Опустив голову, ранни просто шёл следом за человеком, чувствуя, как сильно бьётся это уже ставшее для него родным сердце, видел напряжённые плечи Вито, и мечтал, чтобы всё наконец было уже сказано. Чтобы наступила пугающая ясность – что с него хватило бесконечного решения чужих проблем, с бесконечным отторжением, неблагодарностью главного, будем честны, источника этих проблем. Разве мало примеров расставаний из-за того, что дети не приняли кого-то нового у отцов или матерей… И говоря честно, Раймон сам уже устал извиняться за сына, пытаться сгладить острые углы. Теперь, когда жизнь Лорана вне опасности, он сможет справиться со всем, и пусть уж небеса упадут сразу, чем будут медленно опускаться, пока не раздавят его ощущением безнадёги, усталости и пустоты.
Вито остановился у лавочки в небольшом саду при госпитале. Раймон, задумавшись, случайно натолкнулся на его спину, на секунду позволяя себе, пусть даже в последний раз, сжать эти плечи, вдохнуть запах этих волос, и уже почувствовать боль разрывающегося сердца. Длинные смоляные волосы, затянутые в хвост, были переброшены через плечо, и Раймон стал перебирать их пальцами, чтобы хоть как-то постараться успокоиться. Он сел напротив Вито, обеспокоенно заглядывая ему в глаза, стараясь, чтобы слёзы, застывшие в глазах, не прочертили розовые блестящие дорожки по щекам.