- Во время наших выступлений, - продолжала Джоанна, - обезумевшие слушатели дико и возбуждённо скакали: свинг был для них новой музыкой... а может, и не новой, может, в нём было что-то такое, что они заново открывали для себя. Как бы то ни было, со мной заключили самый продолжительный контракт за всю историю ресторана. Более чем два года я была их главной приманкой. Если бы я захотела остаться, то все ещё работала бы там, но в конце концов я поняла, что мне было бы лучше уйти, если я хочу работать на себя в своём собственном ресторане.
- "Онгаку, Онгаку" совсем не такой, как вы его описали, - сказал Алекс. - Ничего подобного даже близко. С вашим уходом он потерял очень многое. Сегодня там уже не скачут и даже не подёргиваются. Не что иное, как шумно-пластмассовая ловушка для туристских кошельков. Американцы, кто не особо разбирается в свинге, идут туда, чтобы потешить своё национальное расистское самолюбие и посмотреть, что это за новшество: группа желтолицых играет музыку белых людей. А японцы, я думаю, идут потому, что они помнят, какой "Онгаку" бывал раньше. Джаз-банд там теперь посредственный, а вокалисту надо вообще запретить петь где бы то ни было, даже в собственной ванне.
Джоанна засмеялась и тряхнула головой, чтобы убрать с лица длинную прядь выбившихся волос. "Этот жест, - подумал Алекс, - превращал её в школьницу, свежую, нежную, невинную, и ей нельзя было бы дать ни на один день больше, чем семнадцать. Однако, увидев как бы новую грань её красоты, он понял, что ему было не до любования ею: в это краткое мгновение она стала похожа даже больше, чем всегда, на Лизу Шелгрин. Она была точной копией этой пропавшей женщины.
Алекс прочистил горло и спросил:
- А когда вы приехали в Киото?
- Я приехала в июле, во время отпуска более шести лет назад. Как раз был ежегодный Гайон Матсури.
- Матсури... фестиваль.
- Да. Это чрезвычайно хорошо организованный праздник города. Во время его проходят торжества, выставки, театрализованные представления. Веселья и дружелюбия более, чем достаточно. Старые дома, особенно в Миромахи, открыты для публики. Там выставляются фамильные драгоценности и реликвии. Ещё в городе проходит парад самых больших, какие только можно представить, лодок, все они пышно украшены, на некоторых из них на флейтах, гонгах и барабанах играют музыканты. Это впечатляет. Я осталась ещё на неделю и влюбилась в Киото, даже когда круговерть фестиваля закончилась. Работая в Токио, я училась менеджменту, поэтому и решила львиную долю моих сбережений пустить на покупку здания. Так появился "Лунный свет". Я наняла самых лучших людей, кого смогла найти, и с тех пор как мы открылись, нам всегда сопутствует успех. Конечно, я ни в коем случае не миллионер. Вот вам, раз уж вы настояли, и история Джоанны Ранд - девушки-предпринимателя. Я вас предупреждала, что она будет скучна по сравнению с вашей. За весь рассказ ни одного таинственного убийства или "роллс-ройса".
- Однако, я ещё не зеваю, - сказал Алекс.
- Только потому, что вы слишком вежливы.
- Только потому, что я слишком очарован.
- Помните о нашем договоре о честности.
- Я совершенно откровенен с вами. Я действительно очарован.
- Значит, вы не столь умны, как я предполагала, - сказала Джоанна.
- Хотелось бы услышать ещё что-нибудь.
- Больше нечего.
- Ерунда. Жизнь нельзя пересказать за пять минут, а особенно вашу.
- О, да, - сказала она, - особенно мою. Всеми силами я пытаюсь сделать "Лунный свет" похожим на ресторан Рика - "Кафе Америкэн" - в Касабланке. Извините, но опасных и романтических приключений, как у Богарта в кино, со мной не случается и никогда не случится. Я своего рода громоотвод для обыденных событий в жизни. Самый критический момент, который я могу вспомнить, это когда посудомойка сломалась, и два дня всё пришлось делать вручную. Это не тот материал, из которого может получиться блестящий рассказ за обеденным столом, и поэтому я не собираюсь больше говорить о себе. Возможно, вам это и не скучно, а меня - так чертовски утомляет.
Алекс не был уверен, что всё, что рассказала Джоанна Ранд, было правдой. Но её история на него произвела благоприятное впечатление, как и то, в каком виде все это было подано. И хотя Джоанна не была очень-то расположена много рассказывать о себе, когда она начала, в её голосе не было ни колебания, ни малейшего намёка на дискомфорт, испытываемый человеком, говорящим не правду. Та часть её истории, когда она была певицей в ночном ресторане в Иокогаме и Токио, была несомненно правдой. Если бы ей и надо было что-то придумать, чтобы покрыть последние десять лет, то она не стала бы брать факты, которые так легко проверить и опровергнуть, особенно человеку, который собаку съел на этом и имеет лицензию частного детектива, подкреплённую многомиллионным состоянием. Что касается Британии и погибших во время отпуска в Брайтоне её родителей... ну, он не был уверен, что из этого следует. В качестве приёма, обрубающего все вопросы о её жизни до Японии, это было эффектно, но уж слишком удачно. Кроме того, она рассказала пару незначительных фактов, встречающихся и в биографии Лизы Шелгрин. Всё это показалось Алексу слишком большим случайным стечением обстоятельств.