Теория гедонизма, принадлежавшая перу классической Греции, вульгарной отнюдь не была. Эпикур, в отличие от современного человека, прекрасно помнил законы симпатии или сродства атомов Демокрита. Он знал, что чувственные наслаждения приводят к бедам и страданиям. Он советовал избегать подобных наслаждений и искать удовольствия в созерцании красоты, в беседах с друзьями и в великодушии: «приятнее давать, чем получать», — это его фраза.
Широко известно, что белые грибы при длительной жаре становятся ядовитыми. Выделенная «длительной жарой» из сложного философского учения простая мысль становится ядовитой достаточно быстро. И вот уже Нерон декламирует стихи Гомера о пожаре Трои, глядя на Рим, подожженный по его приказу.
Учителем Нерона был один из основателей другого философского взгляда на мир — стоик Сенека. В идеях стоицизма человек, даже осознавший себя как меру всех вещей, вовсе не обязан превратиться в эпикурейца.
Вместо понятия единого бога Сенека, вслед за своим учителем, основателем стоицизма Эпиктетом, предлагал чувствовать общность атомов. Он называл эту общность «немым космосом». Ощущая себя частичкой единой вселенной, человек мог противостоять ударам судьбы, сохраняя невозмутимость, которая была идеалом стоицизма. Однако невозмутимость и чувство гармонии с космосом слишком явно противостояли грубым чувственным удовольствиям, которыми был так увлечен ученик Сенеки.
Предельно упрощенная Нероном мысль Эпикура победила — Нерон казнил своего учителя.
А как же мы, современные люди? Ведь квантовая физика, которую мы проходим в школе, и существование имплицитного порядка Дэвида Бома, о котором автор этой книги так много писал, гораздо ближе к учению Сенеки, чем к учению Эпикура. Да и «космизм» в эпоху после атеизма стал одним из главных символов нашей внутренней веры. Очень многие современные люди на вопрос о своей вере отвечают: «Я верю в Бога, но только не в Бога официально существующих религий... Я верю в гармонию и разум Вселенной».
Но почему только вечное противостояние Эпикура и Эпик-тета? Кроме этих олицетворений долга и удовольствия всегда существовала третья сила, которая пыталась объяснить, каким образом эти два, казалось бы, навсегда расставшихся вектора человеческих стремлений сходятся в одной точке.
Я имею в виду Плотина и неоплатоников. В самом начале нашей эры Плотин уже описал голографический принцип существования Вселенной и имплицитный порядок Дэвида Бома:
«Мы все составляем одно. Но мы не ведаем об этой общности, ибо обращаем свой взгляд вовне, вместо того, чтобы обратить его к точке, к которой привязаны. Мы все подобны лицам, повернутым наружу, но связанным изнутри с единой вершиной. Если бы мы могли вдруг обернуться или нам бы посчастливилось и «Афина потянула нас за волосы», то увидели бы одновременно бога, себя и все сущее».
Я хочу обратить ваше внимание на то, что это европейская философия, а вовсе не далекий Восток.
Есть и еще один взгляд Плотина, к которому современное человечество неосознанно стремится в своей «космической религии».
Порфирий, ученик Плотина и составитель «Энеад», приводит рассказ об Амелии — другом очень набожном ученике Плотина:
«Амелию нравилось приносить жертвы; он не пропускал обрядов, связанных с новолунием. Однажды он захотел взять с собой Плотина, но Плотин сказал ему: «Боги должны приходить ко мне, а не я к ним». Мы не могли понять, о чем он думает, произнося столь гордые слова, и не посмели спросить».
Небольшая группа учеников была явно поражена этой презрительной фразой, относящейся к традиционным культам. Но здесь кроется плотиновское понимание Божественного присутствия.
Чтобы обрести Бога, не обязательно отправляться в его храмы. Ходить никуда не нужно... Нужно просто самому стать живым храмом, в котором присутствие Бога могло бы проявиться.
Это и есть третий путь.
Но он только для тех, кто воспринимает себя «не таким, как все» и готов следовать за этим чувством.
Ну, а в борьбе двух философий, олицетворяющих различный смысл жизни человека, утратившего Бога, победил гедонизм.
Победил, во всяком случае, в массовой культуре. Наверное, так и должно быть. Потому что долг, который исполняется по приказу человеческому, лишен радости. Мой долг — это то, что я чувствую внутри себя, результат моего разговора с Богом. Во всех остальных случаях он — обуза, и человек стремится избавиться от долгов.