— Нет, господин майор. Отметин нет. Ни единой.
— Она проявляет несвойственную своему возрасту силу или агрессию?
— Нет. Ничего подобного. Эмма поразительно добрый и покладистый ребенок.
— Тогда зачем вы меня вызвали? — на лице майора промелькнула гримаса усталого безразличия.
— Дело в том, что мы заметили, что Эмма всегда знает, где находятся вещи, которые ей нужны. И для неё не существуют преград в виде запертых дверей и самых хитроумных замков, если ей чего-то хочется.
— Уточните, — мужчина весь подобрался и впился в девчушку взглядом.
— Сначала мы заметили, что её невозможно запереть — нигде и никогда. Она просто выходит в любую замкнутую дверь, словно там и нет замка. Похоже, ей и в голову даже не приходит, что это препятствие. Потом стало понятно, что от неё совершенно бесполезно прятать игрушки или сладости. Если ей что-то нужно, то, где бы это ни находилось, Эмма находит искомое. Наши няньки уже даже стали использовать её в качестве некоего поискового устройства для пропавших или забытых где-то вещей. Как только она понимает, о каком предмете идёт речь, то немедленно находит его без всяких заминок и раздумий.
— Вот, значит, как. Очень интересно. Как давно вы заметили способности девчонки? — тон мужчины в форме стал строго деловым.
— Они проявились где-то год назад. И становятся все отчетливей, — говоря это, монах запнулся.
— Почему сообщили только сейчас? — жестко спросил майор.
— Мы просто… — замямлил брат, нервно теребя одежду. — Она же еще совсем малышка. Мы просто хотели, чтобы она имела шанс подольше побыть просто ребенком.
— Брат мой, — в голосе майора уже прорезалось явное раздражение. — Видимо, вы кое-чего так и не поняли. Она и ей подобные никакие не милые детки. Они порождения чудовищ, мерзкие отродья тех, кто приходит в наш мир без приглашения. Если их не взять в оборот как можно раньше, вся мерзость вылезет из них наружу, как только они ощутят свою силу по-настоящему. И тогда этих маленьких ублюдков уже нельзя переучить и хоть как-то использовать. Единственное, что их ждёт тогда — уничтожение.
— Но ведь дети не виноваты в том, что были зачаты и рождены такими. Они невинны, — слабо упорствовал монах, вздрогнув от слов о судьбе детей.
— Нет невинных! — рыкнул майор. — Вообще нет! А уж тем более среди тех, кто является отпрыском чудовища по факту своего рождения. Идет война, брат. Война за нашу собственную планету, наш мир. Между пришлыми демонами и нами. Может, её и не видно обычному обывателю, но она идет ежедневно, и конца ей нет. И перевес не на нашей стороне! И эти, как вы их называете, дети, возможно, единственное наше реальное оружие против наших врагов. Если эти демоны настолько тупы, что, трахая стелящихся под них шлюх, не заботятся о том, чтобы не оставлять после себя ублюдков, мы возьмем их потомство и обучим их же и убивать! Разве вам не кажется это весьма символичным, брат? — цинично ухмыльнулся майор.
— Нет. Простите, как бы правильно вы ни говорили, но мне искренне жаль этих детей, которым вы не оставляете ни малейшего шанса на нормальную жизнь, — опустив глаза, сказал монах.
— У чудовищ, хоть и нечистокровных, нет и не может быть никакой нормальной жизни среди настоящих людей. Они всегда останутся тварями, насмешкой над замыслом божиим. Единственное предназначение, которое им определено — быть инструментами в наших руках в борьбе с теми, кто их же и породил. Как девчонка попала к вам? У нее есть хоть какая-то родня?
— Нет. Её принёс в пункт оказания помощи после урагана Катрина в Новом Орлеане один из членов уличной банды и назвал адрес, где нашёл её, прежде чем сбежать. Когда спасатели отправились туда, то обнаружили только тело изнасилованной и убитой молодой женщины. Было похоже, что ублюдки из банды забрались в дом, чтобы помародерствовать, но наткнулись на несчастную с ребенком. Надругавшись и убив её, они, видимо, все же вспомнили о совести и решили отнести младенца туда, где о ней позаботятся.
— Совесть у членов банды мародеров? Не смешите меня, брат, — презрительно фыркнул военный. — Таких чудес не бывает.
— Ну что же, значит, стоит это отнести на необыкновенное обаяние самой Эммы. У нас её обожают абсолютно все.
— Ну вот, теперь становится понятнее, почему я узнаю о способностях этого ребенка только сейчас.
Монах смущенно опустил голову.