Из вспышки вышел некто. Он приблизился к духу беллера. Громогласный голос сотряс пространство:
– Где он?
– Там стоит, всевечная.
– Ногами он пришел?
– Ногами, всевечная.
– Почему не приготовил ты его лететь ко мне?
– Так пожелал он, всевечная.
– Он ноги пожелал?! – изумилась богиня, будто людомар пожелал не ноги, но виселицу для себя. – Ты ноги пожелал? – обратилась она к охотнику.
– Без ног мне страшно.
– Тогда ты не готов. Слышишь ли меня, Доранд-беллер, он не готов.
– Я знаю то, всевечная, а потому пришел к тебе, чтобы просить дозволить нам идти в подземные леса.
– Нет. Там народ, что мне остался, обитает. И нет пути туда даже и людомару.
– Он не был у Зверобога. Не дошел. Боголесье перебороло и меня, перебороло и его. Душевно слаб он.
– Я говорила Кугуну, Владыке говорила, что зверь он есть, а потому такое, что уготовил ему Неогл понести, не вынесет и шага. Так ли было, Доранд?
– Месаза, ты мудра. Так было.
Богиня повернула к людомару свой лик, и вдруг превратилась в людомару, а после в Ириму, и снова в людомару.
– Что помыслы твои кидают мне в лицо?! – недовольно возвысила голос богиня, но Доранд тут же заступился:
– Не смыслит он, что делает теперь. Зверобог отверз амбары его прошлого и выгреб все, что смог, наружу…
– Зверобог – такой же дикарь он, как и тот, что стоит теперь предо мной. Силен он телом, но слаб внутри. Я ощущаю это.
– Дозволь, всевечная, кому прозвали Маэрх, приникнуть…
Месаза резко повернулась и вперила свое людомарское лицо в мага. Мгновение, и она исчезла.
На абсолютно белом фоне безвременья и бесконечности пространства появилась серая точка. Она находилась так далеко, что ее с трудом можно было различить.
– Кто там идет? – спросил Сын Прыгуна.
– Чернец, – ответил беллер, вглядываясь вдаль.
– Они приходят к ней?
– Они здесь были изначально. Они открыли дверь ее для нас.
Серая точка вдали замерла и в мгновение ока приблизилась к людомару, превратившись в силуэт небольшого роста.
– Ты здесь? – донеслось с ее стороны. В силуэте чернеца нельзя было разглядеть накидки, которая виднелась на плечах Доранда. Образ был литой и перетекал сверху вниз так, словно чернеца обливали грязью. – Ты?! – чернец увидел и беллера. – Как смел ты, привести его сюда, когда меж нами было соглашенье самим и только лишь самим здесь быть?!
– Теперь нет больше уговора, – отвечал Доранд, – враги теперь мы. Предали вы нас…
– Поплатишься…
– Не оскорби мой дом своею черной злобой, которой благость ты заменил, – покрыл их голоса громогласный возглас Месазы, – равны вы предо мной. Нет выше вас, и ниже нет! Зачем пришел ты? – обратилась она к чернецу.
– Просить тебя пришел, Месаза, но только более не нужно мне.
– Чего просить хотел?
– Отдать его, – чернец указал на охотника. – Гроза землям твоим от него придет. – Переливающийся образ приблизился вплотную к духу людомара и стал обволакивать его со всех сторон.
Месаза молчала.
Сын Прыгуна ощутил обездвиженность. Его словно бы утягивали в бездонный круговорот. Лишь спиной он ощущал некую легкость и твердость под собой. Охотник не заметил, как дух Доранда прилип к нему со спины и сам стал обволакивать его. У плеч людомара души чернеца и беллера встретились. Людомар почувствовал огонь, воспылавший на его руках.
Лик Месазы стал меняться бесконечной чередой лиц: людомара, Ирима, Тикки, Лоова, лик замерзшего мальчика, нахмуренное лицо Глыбыра.
Месаза взревела так, что пространство сотряслось повсюду, куда долетел ее рык. Она бросилась вперед и оторвала души беллера и чернеца от Сына Прыгуна.
– Прочь! Прочь! – ревела она, раскидывая чернеца и беллера в разные стороны. Светомир сжался, словно бы в спазме и исторг обоих вон.
Месаза перестала кричать и заглянула в лицо людомара. Она смотрела на него его же лицом: истощенным и смертельно уставшим.
– Иди и припади к источнику силы своей. Не ты избрал свою судьбу – не на тебя и злиться мне. Но остерегайся. Они пойдут след в след за пятками твоими. А потому решай и действуй так, как не действовал бы никогда. Прочь!
Людомар вскрикнул. Нечто ударило по всему его телу. Оно сжалось в комок и вылетело из-под арки. Он упал в мох, перевернувшись несколько раз, и некоторое время лежал, недвижим, приходя в себя.
Когда Сын Прыгуна поднялся на дрожавшие ноги, он увидел вокруг себя лишь лес. Ряды камней сокрылись под землей и лишь один из них, покрытый нетронутым веками мхом, как и прежде, лежал, привалившись к корню полу засохшего дерева.