В лицо охотнику дохнуло чем-то ласковым и добрым. Он пошел вперед и увидел между деревьями, там, где до этого момента возвышалась каменная арка, белесый туман. Он был зажат между деревьями.
«Иди один, куда надумалось идти!» – влилось в мысли Сына Прыгуна. – «Тебя я встречу там, куда сведет тебя Месаза, когда наступит срок. Но торопись, ибо тень твоя еще с тобой, а значит неотвратимое идет с тобою в ногу!»
«Я не знаю, куда идти!» – подумал охотник.
«Знаешь. Ты это знаешь! Ты всегда знал! Прости, что сбил тебя с пути… Прости!» Туман промеж стволов деревьев растаял, оставив людомара в одиночестве.
К истокам
Сын Прыгуна недолго стоял неподвижно, недолго он раздумывал над тем, куда идти. Глаза его налились живым огнем, а плечи распрямились. Он весь вздрогнул, преобразился и огляделся с прежним видом пытливого и многоопытного охотника.
Невдалеке лежало разорванное на куски тело омкан-хуута. На нежданный пир уже стали собираться маленькие обитатели Чернолесья, и людомар решился присоединиться к ним.
Сытно поев, он еще раз принюхался, обтер себя соком внутренностей омкан-хуута и быстро пошел в обратную сторону.
Память вернулась к нему полностью, и единственное, над чем он раздумывал те несколько дней, что мчался к своему донаду, была непрекращающаяся мысль о том, как спастись от чернецов.
Ему не было ведомо, он лишь чувствовал, как нечто нехорошее для него сгущается во Владии. Если бы он мог видеть то, что видел Доранд, то его взору предстал бы корабль, подошедший в один из тех дней к саарарской гавани во владийском Прибрежье, и бросивший якорь. В ночи с того корабля свели восемь странных животных. Они походили на обыкновенных коней, но ступали бесшумно. На их спинах покоились два горба, а закрытые от посторонних глаз морды были по-крокодильи длинны.
Доранд внимательно разглядывал этих животных и рождал тревогу в своей груди. Именно она гнала вперед людомара за много верст от беллера.
Восемь странных фигур спустились по трапу вслед за животными. Они были укутаны в широкие накидки и вели рядом с собой маленьких существ, по два у каждого.
Позади них, на палубе гуркена стояла девятая фигура.
– Найти его! – проговорила она вслух, но от Доранда не укрылись и приказы, отданные мысленно. На них отвечали, им подчинялись.
Усадив маленькие существа себе на оба плеча, восемь фигур легко вскочили на коней с чрезмерно вытянутыми мордами, и, словно по воздуху, пошли рысью по улицам прибрежного города.
Свет рочиропсов, которые горели у домов богатых саарарцев, никак не отливал на одеждах всадников. Подобно бездонной мгле, подобно тени, поглощающей все вокруг себя, одеяния ехавших пожирали свет кристаллов.
Вырвавшись за стены крепости, небольшой отряд помчался во весь опор. Скорость бега чудо-коней была так велика, что Доранд больше не мог смотреть на них, он лишь закрыл глаза и начал молиться.
***
Людомар бежал по ветвям деревьев и твердил про себя только одну фразу: «Как прежде, должно стать!» Чернолесье открывало ему панорамы великолепных видов на холмы и горы, на водопады и великие озера, могучие реки и живописные рощицы, расположившиеся в низинах, но охотник не замечал ничего из этого.
В нем росло и крепло чувство погони. Спиной он ощущал, что за ним следует нечто, а потому не позволял себе остановиться до тех пор, пока не выбивался из сил.
Все это время, ему в голову приходили теплые воспоминания о прошлом. Даже те несколько дней, которые он провел в смердящих ямах холкунов, уже не казались ему чем-то особо омерзительным. Их духота, постоянный гул и вонь рождали в душе Сына Прыгуна какую-то щеминку, заставлявшую изредка сбиваться с дыхания.
Он не понимал, он лишь чувствовал, он ощущал, что запутался и растерялся – дал событиям увлечь себя так, словно бы он оказался в незнакомом месте и доверил незнакомцу повести себя к выходу из неизвестного. Любому другому существу, после таких дум, непременно пришла бы на ум мысль о том, что жизнь исковеркали без ведома и пожелания его. Но Сыну Прыгуна такие помыслы в голову не приходили, потому что людомары были слишком приземлены и по-крестьянски рациональны, и никогда не тратили время на себяжаление.
Теперь он, наконец-то, один, и полностью отвечает за все, что произойдет с ним. Едва охотник остался без поддержки Доранда, он ощутил то, что, наверное, ощущает всякий, кто оказался бы в его положении. Не было твердой почвы под ногами. Слишком долго он жил чужим умом и следовал чужим замыслам.