— Почему она? Почему вы позволили ребёнку лечь со мной? Вы ведь знаете, что это может убить! — Таиши не смог сдержать себя и начал кричать на мастера.
— Разве иного в супе не чувствовал? Она туда кристалл покрошила. Кристалл от влияния чудовища спас. Одержимость твоему крепкому уму не грозила.
— Что? Как она могла знать, что в лесу демон? Даже вы не знали. Никто из мастеров не знал об этом. Как она могла? Почему о детях в масках ничего не говорят всем? Выходит, что они вроде Садао, да? Воплощения кого они? Аватары Богов? Реинкарнация Первых Избранных? Кто? Отвечайте!
— Сын мой, в руках себя держи. Всему время своё придёт, — настоятель ушёл. И от ответа, и из лазарета.
Таиши нахмурился, на лбу появилась морщина. Его губы дрожали в оскале. Зрачки заполняли собой всю радужку глаза. Он то поднимал руки к Пиче, то опускал. Великан хотел сдавить ему горло, чтобы тот даже крикнуть не успел, чтобы умолял о пощаде. Мечта была слишком сладкой в реализации, но Таиши топнул и вернулся в комнату.
Узеджи одела девочку в белое кимоно и опять уложила спать. Дингсаин подошёл к койке и сел на колени, опустив голову. У него были вопросы и надежда, что ответ на них даст девочка. Ребёнок слишком сильно выделялся на фоне остальных воинов и обитателей монастыря. Таиши не знал, что о девочке известно другим, но сравнивал её с Садао. О нём мало говорили мастера, но он был важен для храма и выполнения священных заданий Богов. Видимо, дети с седыми волосами и красными глазами имели схожую цель.
— Скажи, как ты узнала про демона? — почти шёпотом говорил он.
— Нгай. Запах. Демон, — глухим голосом отвечала девочка.
— Тогда почему это уловила только ты?
— Акума Ханта.
— Так называли один клан когда-то, — в разговор вступила Узеджи. — Охотники на демонов, которые отличались от всех своим чутьём и сочетанием всех стихий. По крайней мере, я слышала о них из рассказов мастера Аарона.
Девочка замолчала. Леди Уши приподняла чёлку ребёнка и сделала вывод, что дитя уснуло. Узеджи попросила оставить дитя одну, поэтому вывела Таиши в основной зал, где уже не было больных. За время сна лекаря восстановили всех. Леди Уши вывела великана во двор, где лёг свежий слой снега, дети лепили снежные фигуры и толпились перед тёплой Кузницей.
Дингсаин поднял голову, на его лицо падали снежинки. Так как восстановилось тело, а не душа, Таиши ощущал слабость и холод. Он, словно ребёнок, широко раскрыл глаза, его губы пытались что-то сказать, но не могли. Вокруг него опять началась жизнь. Находясь на границе со смертью, Таиши чувствовал более тяжёлую руку, нежели ладонь ребёнка. Великан посмотрел на леди Уши, которая прикрывала кроткую улыбку рукавом тёплого платья.
— Обладатели Воздуха более чувствительны к аурам. Девочка была в лесу. Почувствовав демона, она вернулась в храм. К сожалению, я не успела к тому моменту, чтобы остановить монстра, — в голосе Узеджи слышалась печаль.
Взгляд девушки резко потух, она отвернулась от Таиши. Как старшая в Башне Серых, она чувствовала ответственность перед всем храмом. Дингсаин прекрасно это понимал. Понимал и осуждал за такое желание взять на себя значительную роль. У каждого был свой путь, с которым лучше не спорить. Рано или поздно человек встанет на этот путь. Таиши считал, что мужчина не должен заставлять женщину испытывать сожаление по отношению к нему. Великан опустился к земле и загрёб в ладонь немного снега, затем бросил Узеджи в лицо, припорошив бледное лицо белыми хлопьями. Дама поморщила нос и тихонько засмеялась.
— Таиши! — грозный голос второго великана привлёк внимание первого.
Но при взгляде на Гуана, Дингсаин понял, что Нгай рад видеть его. Черноволосый великан тяжело опустил свою ладонь на плечо Таиши и рассмеялся. Дингсаин прогнулся под весом товарища и посмотрел на него прищуренным взглядом. Было весело, никаких забот, никаких бед. День был ясен, сероватые облака сыпали снежком, солнце пробивалось в просветы, ветер качал тонкие веточки фруктовых деревьев. Листочки и цветочки вечнозелёных растений осыпались.
Плоды давно собраны, теперь оставалась только увядающая красота, которая вернётся с приходом весны. Таиши с удивлением смотрел на сад, на крыши корпусов и башен. Виды вызывали в нём… восторг? Детский восторг, перерастающий в изумление. Даже крики детей не казались ему противными и раздражающими фактором.