— Всё верно, всё это произошло, — начал спокойно говорить Джин.
— Среди нас нет Избранного, — прервал его речь Дьяо.
Это был явно не тот ответ, который ожидал услышать мастер. Вспоминая слова Шао, Ран не хотел признавать своего поражения и извиняться перед ним. Для него делом принципа было то, чтобы обучить Избранного. Того, кто только своим именем будет будоражить умы людей. Того, кто принесёт чести монастырю и увековечит каждого в истории империи. Мастер Бо опустил голову и сделал медленный выдох. Его пальцы задрожали, пока он разматывал свёрток ткани.
В полотно был завёрнут шлем закрытого типа. Он оброс кристаллами соли, находясь в пещере под постоянными потоками воды. От тела Первого Воина ничего не осталось, даже кости растворились в горных ручьях, которые больше не могли привлекать к себе людей в мирное время. Обычно там водились тёмные существа и духи природы. Внутри шлема виднелось клеймо Небесной Кузнецы, что так славилась среди наёмников и стражей, те бросали службу, лишь бы получить хорошую броню или меч. Рядом была срезанная кожа, на которой раньше красовалось имя Воина, как его собственность. После смерти Первого Воина его шлем стал считаться Реликвией. До этого реликвиями называли только дары от Богов.
— Если Избранного не окажется в монастыре, мы можем прощаться с жизнью, — глухим голосом говорил мастер Бо. — Отправляйтесь в свои корпуса и отдыхайте. У вас был длинный путь.
Ран быстро поднялся по ступеням в церемониальный зал. Таиши дождался, когда настоятель исчезнет со двора. Потом схватил Дьяо за серый шарф и поднял над землёй. Это хотели сделать и остальные, но не могли позволить из соображения репутации. Дингсаин ещё с прихода в монастырь получил славу громилы, которому не нужно особого случая для кулаков.
— Ты кажешься умным воином. Зачем мастера расстраивать?
— А мастер маленький мальчик, что вы под его дудку пляшите? — со стороны кузни послышался кашель и шаги.
К отряду вышел кузнец Аарон Барнс. Его лицо было усыпано шрамами, особенно густо они находились на носу и скулах. Лысая голова могла похвастаться разве только густой белой бородой, широкими рысьими бровями и мелкими глазёнками. У него было толстое брюхо, протез вместо ноги (за стук от этого протеза его прозвали Волом). Но это не мешало ему показывать физическую силу и превосходство над людьми монастыря. Аарон опирался на раздвоенную чугунную трость, а во второй рукой поглаживал детей по головам. Маленькие жители храма бегали к этому старику, что пугало и удивляло старших в монастыре.
— Как ты смеешь руку поднимать у меня на глазах? Тебе прошлого раза было мало, бык? Хочешь, чтобы тебя на мясо пустили? Так я это легко устрою, сволочь! — Аарон, конечно, в присутствии детей не мог ругаться в полной мере, но все понимали его угрозы, которые остались не озвученными.
Страшно могло стать лишь от голоса кузнеца. Низкий, утробный и рычащий звук. Это лишь сильнее сближало его с животными или монстрами, против которых боролись воины для защиты мирных. Аарон отошёл от детей и ударил Таиши по наколеннику с такой силой, что оторвал его подошву от земли. Чтобы не упасть, Дингсаин должен был отпустить Дьяо и сделать упор на руки. Камешки на тропинке оцарапали торс великана. Барнс встал на спину громилы сапогом и надавил своим немаленьким весом.
— Что, сосунок, к мамке захотел? Таких упырей в моих краях скармливают собакам от того, что вы только разрушать можете. Что ты сейчас должен сказать, а? Не слышу! — рычал Барнс.
— Я не проявлю агрессии ни к кому из тех, кто вырос со мной или нуждался в моей помощи! — быстро повторял Таиши, чувствуя, как под весом Аарона начинает прогибаться позвоночник молодого воина.
Кузнец смиловался. Так бы сказали все, но явно не свидетели событий. Они видели, с какой яростью и наслаждением Аарон переломил бы Таиши. Просто так, чтобы повеселиться. Барнс подобрал трость и неспешным шагом вернулся в кузницу. Дети разбежались, не желая получать от мастеров и воспитателей. Крайний ребёнок посмотрел на всех и быстро убежал. Если бы не сандалии, о присутствии никто бы и не узнал.
Мужчины разбрелись по корпусам. Их никто не стал беспокоить. Храм продолжил жить своими ритмами и порядками. Двор опустел, но даже не было ощущения пустоты этого места. Все постройки наполнены живыми чертами и голосами. Письменности в классах, жар в кузнице, шелест листы от фруктовых деревьев в саду и движение воды в прудике. Всё сотворено человеком и используется им. Всё поддерживается человеком, который чтит данную ему силу и восхваляет истинное начало своей жизни.