М. Шемякину
Когда идешь в бистро, в столовку,По пивку ударишь,Вспоминай всегда про Вовку,Где, мол, друг-товарищ.А в лицо трехслойным матомМожешь хоть до драки.Про себя же помни: братомВовчик был Шемякину.Баба, как наседка квохчетНе было б печали.Вспоминай! Быть может вовчикВспоминай, как звали…Шемякин — всегда Шемякин,А посему французский не учи.Как хороши, как свежи были маки,На коих смерть схимичили врачи.Милый, милый брат мой Мишка, разрази нас гром!СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ПАМЯТИ ВЫСОЦКОГО
Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,Киоск звукозаписи около Сочи.И голос знакомый с хрипинкой несется,И наглая надпись: „В продаже Высоцкий…“Володя, ах как тебя вдруг полюбилиСо стереомагами автомобили!Толкнут прошашлыченным пальцем кассетуИ пой, даже если тебя уже нету.Торгаш тебя ставит в игрушечке „Ладе“Со шлюхой, измазанной в шоколадеИ цедит, чтобы не задремать за рулем:„А ну-ка Высоцкого мы крутанем“.Володя, как страшно мне адом и раемКрутиться для тех, кого мы презираем,Но, к счастью, магнитофоныНе выкрадут наши предсмертные стоны.Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,Для части планеты, чье имя галеркаИ ты к приискателям на вертолетеСпустился и пел у костра на болоте.Ты был полугамлет и получелкаш,Тебя торгаши не отнимут — ты нашТебя хоронили, как будто ты генийКто гений эпохи, кто гений мгновений.Ты бедный наш гений семидесятых,И бедными гениями небогатых.Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.Ты — Зощенко песни с есенинским яром.И в песнях твоих раздирающих душу,Есть что-то от сиплого хрипа чинуши!Киоск звукозаписи около пляжа…Жизнь кончилась и началась распродажа. Е. Евтушенко
Всего пяток прибавил ты к той цифре 37,Всего пять лет накинул к жизни плотской.И в 42 закончил Пресли и Дассен,И в 42 закончил жизнь Высоцкий.Не нужен нынче пистолет, чтоб замолчал поэт.Он сердцем пел и сердце разорвалось,У самого обрыва, на краю простора нет,Поэтому и жизнь короткая досталась.Но на дворе ХХ век — остался голос жить:Записан он на дисках и кассетах.И пленки столько по стране, что если разложить,То ею можно обернуть планету.И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,И пусть молчат, что умер наш Высоцкий.Что нам Дассен, о чем он пел — не знаем мы совсем,Высоцкий пел о жизни нашей скотской.Он пел, о чем молчали мы, себя сжигая пел,Свою большую совесть в мир обрушив,По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел,И резал в кровь свою и наши души.И этих ран не залечить и не перевязать,Вдруг замолчал и холодом подуло.Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать,За всех за нас он лег виском на дуло. В. Гафт
Хоть в стенку башкой,Хоть кричи не кричи,Я услышал такоеВ июльской ночи,Что в больничном загоне,Не допев лучший стих,После долгих агонийВысоцкий затих.Смолкли лучшие трели,Хоть кричи не кричи,Что же вы просмотрели,Друзья и врачи?Я бреду, как в тумане,Вместо компаса — злость,Отчего, россияне,Так у вас повелось?Только явится пареньНеуемной души,И сгорит, как Гагарин,И замрет, как Шукшин,Как Есенин повиснет,Как Вампилов нырнет,Словно кто, поразмыслив,Стреляет их влет.До свидания, тезка,Я пропитан тобой,Твоей рифмою хлесткой,Твоей жесткой судьбой.Что там я — миллионы,А точнее — народ,Твои песни-знаменаПо жизни несет.Ты был совесть и смелость,И личность и злость,Чтобы там тебе пелосьИ, конечно, пилось.В звоне струн, в ритме клавишТы навеки речист,До свидания, товарищ,Народный артист! В. Солоухин
Россия ахнула от боли,Не Гамлета — себя сыграл,Когда почти по доброй воле,В зените славы умирал.Россия, бедная Россия,Каких сынов теряешь ты?!Ушли от нас навек шальныеЕсенины и Шукшины.Тебя, как древнего героя,Держава на щите несла,Теперь неважно, что пороюНесправедливою была.Тебя ругали и любили,И сплетни лезли по земле,Но записи твои звучалиИ в подворотне и в Кремле.Ты сын России с колыбели,Зажатый в рамки и тиски,Но умер ты в своей постелиОт русской водки и тоски.Пылали восковые свечиИ пел торжественный хорал,И очень чувственные речиГерой труда провозглашал.Ах, нам бы чуточку добрее,Когда ты жил, мечтал, страдал,Когда в Париж хотел быстрее —В Читу иль Гомель попадал.Теперь не надо унижений,Ни виз, ни званий — ничего!Ты выше этих низвержений,Как символ или божество.Но привередливые кониТебя умчали на погост,Была знакомая до болиДорога чистых горьких слез.Иди, артист, судьба-шалуньяТеперь тебя благословит,И сероглазая колдуньяК тебе на Боинге летит.Вся олимпийская столицаСклонилась скорбно пред тобойИ белый гроб, парит как птица,Над обескровленной толпой.Но вот и все, по божьей воле,Орфей теперь спокойно спит,И одинокая до болиГитара у двери стоит.