Я каким-то образом оказался в какой-то телепатической связи с ним или, скорее, я осознал связь, которая всегда существовала. Я был в контакте с его разумом, и там не было ни одной ясной мысли. Все это были мысли, слившиеся в кричащую какофонию белого шума, бесконечный бунт мыслей без порядка или связности. Голос всей Bселенной в одном нечленораздельном бульоне, непонятный, за исключением одного мощного побуждения - выживания, продолжения! Но это не было связано с выживанием какого-либо одного человека, или вида, или мира, или галактики, а просто тем, чтобы что-то выжило, чтобы что-то продолжалось, чтобы жизнь в той или иной форме продолжала существовать. Бесконечно он перерабатывал один вид и создавал другой из его пепла, бесконечный континуум возникновения, эволюции и неизбежного вымирания, ведущий к появлению новых видов, новых планет, новых солнечных систем и галактик. Это была сама сила творения, источник всей жизни. Я нашел Бога, и все это было ненасытным аппетитом и бессмысленным творением. Не существо, а сила. Сила, к которой нельзя было обратиться с мольбой или взывать. Сила, которая не разделяла ни одной из забот человеческих. Сила, которую никогда не удастся запечатлеть ни в книге, ни в лаборатории, ни в чьем-либо разуме или сердце. Это был лик бесконечности, и ни одно конечное существо никогда не смогло бы постичь даже мельчайшей йоты его глубин.
Внезапно я понял место человека во Вселенной. Мы не были любимыми детьми "Высшего Существа", по образу и подобию которого мы были созданы, мы были всего лишь одной конечной частью бесконечного творения. Мы были песчинками на огромном пляже среди бесчисленных миллиардов пляжей. Все человеческие религии казались детскими и нелепыми сказками и полетами самонадеянного тщеславия, по сравнению с реальностью этого.
Я не помню, как кричал, но, должно быть, кричал, и крики, должно быть, были ужасающими, потому что Вилли ворвался в комнату, выкрикивая мое имя и глядя на меня так, словно боялся, что я упаду замертво на месте. Я повернулась, чтобы поискать его в дверном проеме, но все, что я мог видеть, было огромное море звезд. Затем оргазм прогремел во мне с силой взрывающегося солнца, и все мое существо чуть не разлетелось на части.
Мое тело содрогнулось так сильно, что Вилли пришлось схватить меня и прижать к земле, чтобы я не сломал себе спину, когда в моей голове раздались катастрофические взрывы и потрясли меня до глубины души. Меня резко отбросило назад во времени и пространстве, обратно в грязный маленький бордель Тихуаны, где я лежал и плакал на иссохшей оболочке двухтысячелетней проститутки, чья "киска" была вратами к истине, с моим семенем, стекающим по внутренней стороне её бедра, и слезами, стекающими по ее щекам.
Я нашел Бога. Я видел, как раскрываются тайны Bселенной. И я пожалел, что не был достаточно умен, чтобы оставить его в покое.
Я оглядел мужчин, которые все еще стояли в очереди, держа в руках свои нелепые религиозные безделушки, и удивился, почему никто из других мужчин, вошедших в эту комнату, не был так поражен увиденным. Затем, когда я посмотрел в их бессмысленные ликующие лица, я понял ответ. У них была вера, которая защищала их от правды. Они вошли в ту комнату, уже зная, что найдут, и независимо от того, что они испытали, их ответ всегда был бы одним и тем же: Я видел Бога! Их Бога. Христианского Бога. Не было ничего другого, что они когда-либо позволили бы себе увидеть. Вера ослепила их даже в этом потрясающем переживании. Я вошел незащищенным.
Я протянул руку и взял Библию из рук мужчины, который стоял и ждал, чтобы войти вслед за мной. Я продолжал думать о том, что сказал философ Артур Шопенгауэр почти столетие назад: Тот, кто увеличивает знания, увеличивает страдания. У человека есть только два выбора: быть счастливым животным или страдающим богом. Я должен был прислушаться. Я не хотел знать того, что знал теперь. Я не хотел страдать. Я хотел верить. Я хотел стать одной из безмозглых овец, быть счастливым животным, не сознающим абсолютной незначительности каждого вдоха, который я делал.