Я раскрыл Библию и начал читать, пока Вилли помогал мне выбраться из борделя и вернуться в хэтчбек. Я читал отрывок за отрывком, пока мы ехали обратно по дороге в Лос-Анджелес. Я читал об Адаме и Еве и об Эдемском саде. Я читал о Моисее и Десяти Заповедях. Я прочитал о рождении Христа и Воскресении, и начал смеяться. Все, что я мог видеть, - это как эти планеты поглощаются этой безмозглой безжалостной массой. Теперь я знал, что заставило старую проститутку впасть в эту безумную фугу. Она видела правду. Даже не имело значения, была ли она на самом деле Марией Магдалиной или ей, на самом деле, было две тысячи лет или нет. Я никогда больше не смогу ни во что верить. Правда освободила меня.
Перевод: Олег Казакевич
"Не кричи"
Я исчез внутри нее. Засовывая свой набухший член в ее сморщенный анус со всей силой и страстью какого-то дикаря-эротомана, стремящегося изнасиловать и уничтожить ее, но это она уничтожала меня. Я потянул ее за волосы и шлепнул по заднице. Она поцарапала мне спину и укусила за плечо, встречая каждый толчок своим, зарычала мне в ухо и провела скальпелем по моему соску. Я ненавидел то, как сильно мне это нравилось.
- Боже мой, это так приятно! Охххххххх! Нет! О, Боже, как больно!
Я стал любимой шуткой медсестер отделения неотложной помощи. Я больше не пытался объяснить следы укусов на моем члене или почему мне нужно было пришивать яички дважды за три месяца. Электрические ожоги на моей заднице от электрошокера для скота, царапины и порезы на спине от колючей плётки-девятихвостки, ожоги от сигарет вокруг моего ануса - об этом не стоило лгать. Они знали, что я был больным щенком с чертовски садистским товарищем по играм. Они, вероятно, думали, что я проститутка мужского пола, специализирующаяся на жёсткой ебле.
- Не кричи, - сказала она, прижимая палец к моим губам.
Я знал, что она собирается причинить мне боль.
Я повернулся к ней спиной, подставив ее хлысту. Она попеременно то щелкала хвостами плётки по моим тугим, мускулистым ягодицам, то дрочила мне, рассекая скальпелем мой сосок и заглатывая мой член целиком. Она притянула меня к себе между ног и утопила в своих соках. Я проглотил их, как последнюю трапезу умирающего. Когда она, наконец, втянула меня в себя, я был сломлен, побежден. Мое эго растворилось в сладком нектаре, вытекающем из сочных складок плоти, обволакивающих мой набухший член. Каждый толчок все глубже погружал меня в саморазрушительный экстаз непристойных ощущений, как будто я был один в море и меня затягивало в водоворот.
Мое тело взбесилось, когда электрические щупальца экстаза поднялись вверх от моего члена и выстрелили через мою нервную систему. Ее ногти разрывают кожу на моей спине, плечах и горле до крови. Ее зубы закончили работу, которую скальпель проделал с моими сосками, когда она откусила один из них, прожевала и проглотила его. Она улыбнулась, ее зубы покраснели. Я закричал и кончил внутрь нее.
- Не кричи, - повторила она, затаив дыхание, заставляя меня замолчать поцелуем, прежде чем сильно прикусить мою губу и язык, и нежно слизать образовавшуюся кровь.
Так проходила каждая ночь. Она брала, а я отдавал. Затем она вышла во двор и снова зарылась в могилу, где я ее оставил.
Наша сексуальная жизнь никогда не была такой авантюрной, когда она была жива. Отправление в ад может ослабить женские запреты. Мария всегда была самодовольной сволочью до тридцати шести ножевых ранений, которые я нанес ей в грудь и живот, в нашу семилетнюю годовщину, когда она отказалась заниматься оральным сексом в 365-й раз за этот год. Я все равно получил свой минет, затыкая ей рот своим членом, когда она захлёбывалась в собственной крови и, в конце концов, в моей сперме.
Ее глаза вылезли из орбит, когда я изнасиловал ее пищевод, вращаясь в ее голове, как будто ища выход из кошмара, в котором она внезапно оказалась. Вся эта мешанина спермы и крови пузырилась у нее изо рта, когда она полоскала горло и кашляла, отчаянно пытаясь выразить свой ужас, когда она испустила свой последний сдавленный вздох.
- Ш-ш-ш, - сказал я, - не кричи.
Затем я закрыл ей рот и зажал ноздри, наблюдая, как она задыхается и тонет в собственной крови.
Я вытащил труп Марии во двор и начал копать. Я не хотел, чтобы у нее была неглубокая могила. Я не хотел, чтобы кто-нибудь когда-нибудь нашел ее. Я не хотел, чтобы Мария возвращалась и преследовала меня. Я хотел, чтобы она ушла и была забыта. Время от времени я копался в твердой почве и осадочных породах, используя лопату, кирку и кувалду. В конце концов, я вырыл яму длиной шесть футов, шириной три фута и глубиной футов семь[4]. Затем я копнул глубже.