Выбрать главу

Пуск Р-9 был назначен на 5 часов утра 9 апреля. Фактически он состоялся в 12 часов 15 минут.

Ракета простояла под кислородом в заправленном состоянии лишних семь часов в связи с поисками ошибок в схеме наземной автоматики управления заправкой. После долгих и мучительных попыток набора готовности ракета ушла со старта с непривычной для глаза резвостью.

Первый старт новой межконтинентальной ракеты, несмотря на доклад о преждевременном выключении второй ступени, был отмечен торжественным построением на стартовой площадке всех военных и гражданских участников. Перед строем выступил и поздравил всех с большим успехом маршал Москаленко, вслед за ним Руднев, с благодарностью к испытателям обратился Королев. Он был единственным, кто сказал, что у нас далеко не все прошло гладко, ракета не дошла до цели, нам предстоит над ней еще много работать.

Тут же, на площадке, после торжественного построения Королев доложил Москаленко и Рудневу, что поручает Мишину и мне немедленно приступить к разбору причин всех непорядков, имевших место при подготовке к пуску Р-9. Затем, отозвав нас двоих в сторону и хитро улыбаясь, объявил, что завтра мы с ним должны быть на «товарищеской встрече» на берегу Сырдарьи в «нулевом» квартале. «И прихватите с собой Леонида», – добавил он.

Встреча на берегу Сырдарьи была предложена Рудневым. Он уговорил Москаленко провести неформальную встречу с будущими космонавтами в узком кругу и поговорить по душам «без всякого протокола». Была даже задумана прогулка на катерах!

Для такого сбора использовали открытую веранду, выстроенную на берегу реки непосредственно на территории «маршальского нулевого квартала» десятой площадки. Веранда предназначалась для защиты от палящего солнца во время отдыха и прогулок высочайшего военного начальства. Для разговоров «по душам» на веранду, впоследствии получившую историческое название «беседка Гагарина», были поставлены столы, сервированные скромной закуской и разнообразными безалкогольными напитками. Собралось действительно тщательно подобранное общество, около двадцати пяти человек, включая шесть будущих космонавтов.

Гагарин и Титов, старшие лейтенанты, сидели рядом с маршалом Советского Союза Москаленко, председателем Госкомиссии министром Рудневым, Главным конструктором Королевым и главным теоретиком космонавтики Келдышем. Мне понравилось, что оба они совершенно не робели. По-видимому, все предыдущие процедуры их уже закалили. «Сухой закон» не способствовал застольному оживлению. Тем не менее все разговоры с тостами на минеральных и фруктовых водах получились действительно теплыми по сравнению с формальными докладами на ВПК и Госкомиссиях.

Королев говорил очень просто, без пафоса: «Здесь присутствуют шесть космонавтов, каждый из них готов совершить полет. Решено, что первым полетит Гагарин, за ним полетят и другие… Успеха вам, Юрий Алексеевич!»

Я впервые внимательно слушал и оценивал Гагарина, когда он говорил, обращаясь к собравшейся элите ракетно-космического сообщества, о возложенной на него задаче. Не было лишних красивых слов. Он был прост, ясен и действительно обаятелен. «Нет, не ошиблись в выборе,» – подумал я, вспоминая разговоры, длительные процедуры отбора кандидатур на первый полет.

До этой встречи у нас возникали «кулуарные» споры: Гагарин или Титов? Помню, что Рязанскому больше нравился Титов. Воскресенский сказал, что в Гагарине затаилась некая удаль, которую мы не замечаем. Раушенбаху, который экзаменовал космонавтов, в равной мере нравились оба. Феоктистов очень старался, но не мог скрыть своего желания быть на их месте. До встречи на берегу мне казалось, что оба кандидата слишком молоды для предстоящей всемирной славы.

– А ты знаешь, я вспоминаю Бахчи, – сказал Исаев. – В чем-то мы перед ним виноваты. В таком человеке я бы не сомневался. В полете на «Востоке» риска, пожалуй, больше, чем было на БИ. Но у меня так притупились эмоции, что переживаю здесь все гораздо спокойнее, чем тогда на Урале.

Среди всех слетевшихся в эти дни на полигон только мы двое, Исаев и я, вспоминали о Бахчиванджи, гибель которого 27 марта 1943 года была для нас страшным ударом. Но тогда шла война!

Спокойные речи без излишних ссылок на великую ответственность перед партией и народом произнесли также Руднев, Москаленко, Каманин и Карпов.

Кроме Гагарина благодарили за доверие Титов и Нелюбов.

Слова Королева «за ним полетят и другие…» относились к сидевшим там кандидатам. Они оказались пророческими, но не полностью. Из присутствовавших тогда на берегу Сырдарьи кандидатов полетели все, кроме Нелюбова.

Нет, не ошиблись в Гагарине. Досадно, что в тот солнечный апрельский день по строгим режимным законам была только одна «засекреченная» кинокамера оператора «Моснаучфильма» Володи Суворова.