Объект А был повержен окончательно и бесповоротно.
Романтика — страшная сила.
Про торговлю и редиску
Случилось ли это в конце весны или в начале лета — не помню. Помню только, что погода была паршивая — холодно, дождь как из ведра, но тем не менее в огородах все перло со страшной силой. Бабка целыми днями просиживала в грядках, врываясь в землю, как крот. Бабке хотелось вершков в июне и каких-нибудь корешков в августе, плотно упакованных в банки к сентябрю. Меня вывезли на дачу на самом пике агропроизводственной истерии, а оттого большую часть времени я была предоставлена сама себе и росла как придется, наравне с одуванами, нещадно заполонявшими бабкины наделы. Собственно, в такой моей самостоятельности ничего необычного не было: сам мой возраст не требовал какого-то особенного контроля. Утренние встречи «с вилами наперевес» начались значительно позже, когда мне стукнуло четырнадцать. В десять же лет меня никто не третировал и воспитание ограничивалось подзатыльниками, «чтобы не зарывалась». И я не зарывалась. У нас и зарыться-то было некуда: куда ни плюнь — то морковка, то редиска, а то и вовсе какой-нибудь неприличный топинамбур. От такой неинтеллигентной и в некотором роде колхозной обстановки я пребывала в мрачных настроениях и отчаянно мечтала о лучшей жизни. Спасение мира, кукла с сиськами и «чего-нибудь вкусненького, много» — мои желания были просты, бесхитростны и, учитывая современные реалии, более чем скромны. Но как-то, знаете, не удавалось. Нет, мир спасала регулярно, с четырех до шести утра, если петухи не разбудят. И кукла с сиськами тоже была. Не Барби, конечно, но все-таки лучше, чем ничего. А вот с «вкусненьким»…
Впрочем, об этом подробнее.
Как развлекается среднестатистическое дачное дитя, возжелавшее сладкой доли, в том случае, если бабкин буфет давным-давно обесчещен? Правильно: плавит сахарок на двухконфорочной газовой плитке, костерит бабку за жадность, после чего, нализавшись жженки до одури, огребает за траченую сковороду и отправляется на исправительную прополку. Собственно, этим нехитрым способом пользовалось большинство моих товарищей по несчастью. До 1990 года. В 1990 году после определенных событий выплавка сахара утратила свою актуальность. На даче открылась палатка! По правде говоря, она там присутствовала и до 90-х годов, но ассортимент оставлял желать лучшего. Блеклый был ассортиментик, неинтересный. Крупы, макароны, хлеб и жиденькая сметана, на тот случай, если у кого-то из дачников приключится запор от излишеств. Одним словом, ничего путного для юного организма в торговле не наблюдалось. Поэтому, когда в 1990 году магазин открыли заново, получившийся фурор затмил собой даже кражу печатной машинки из дома правления. Невиданные турецкие шоколады в коробках, загадочные пастилки в прозрачных фантиках и жвачка с больничным названием «Зиппер», столбцами уложенная вокруг кассы, вмиг поглотили внимание дачной общественности. Потихоньку придя в себя от восторгов, публика начала активно приобщаться к прекрасному. Так, если в обычное время народ пил ханку и закусывал ее падалицей, то теперь лучшие слои населения предпочитали водку с «Зукко» и пару «натсов» на закуску, а то и вовсе какой-нибудь ликер со вкусом киви невообразимого зеленого цвета. Но более всего ситуация ударила по детям. Как единожды отведавший человеческой крови медведь, вкусившее «натсов» поколение навсегда позабыло про жженый сахар и перешло на режим «до пятницы». Почему? Все очень просто. Бесплатные «натсы», они сами знаете где бывают. Да, шоколад стоил денег, причем денег довольно ощутимых. Деньги привозились в пятницу вечером вместе с родителями, которые привозились в это же самое время. Ох и славные были времена! Помнится, притащится дедушка, царствие ему небесное, подкинет монет — и ты в шоколаде. В самом прямом смысле этого слова. Натура я была неуемная, а потому дедуськиных денег хватало ровно до воскресенья. В субботу жрешь «натсы», в воскресенье жрешь «марсы», в понедельник покрываешься струпьями диатеза, во вторник даешь себе зарок быть благоразумнее в тратах, всю среду и четверг рыщешь в поисках бабкиной заначки, а там и пятница — лопай заново. Такая схема мироустройства была очень и очень распространенной среди граждан от семи до пятнадцати. В понедельник вечером, когда палатка сияла как пряничный домик Ганса и Гретель, юный публикум стекался к прилавку и призывно смотрел на ассортимент. Как и положено, шоколадные идолы слащаво улыбались — в понедельник им нечего было бояться: к тому моменту денег не было даже у самых бережливых.