– Это должно помочь, – сказала девочка.
Она заговорила с ним. А потом он понял.
– Это ведь сон, – сказал он.
Он огляделся. Девочки не было. И всех остальных тоже. Вдали в коридоре обнаружилась комната, которую он прежде не заметил. Из открытой двери лился удивительный голубой свет, от одного вида которого его переполняло счастье. В комнате журчала вода, словно с этой части дома сняли крышу и вместо потолка было небо.
А потом Алекс вновь оказался в номере мотеля, внезапно проснувшись. Он слышал мерное дыхание отца. Неоновая вывеска отбрасывала голубой свет на оконные занавески. Снаружи в ночи шел дождь.
Дневник на любую погоду № 25
17 июня, 15:10, подъездная дорога к разработкам «Нортфайр»
Ливень не стихает. Пережидаю его в заброшенном бьюике «Скайхок». Дверей в нем нет, как и стекол в окнах. Я смогу вовремя услышать или увидеть то, от чего нужно убежать.
Едва забравшись на переднее сиденье, я подумала о брате. Сначала не поняла почему, а потом вспомнила: эта машина была здесь еще до того, как все пошло не так. Мы наткнулись на нее еще детьми, в то лето, когда приехали в Ривер-Мидоуз. В одну из наших вылазок. Ну, моих вылазок. Алекс шел за мной, ему приходилось. Родители настаивали, чтобы он следил за мной, куда бы я ни пошла.
Нас восхитила эта ржавая развалина. Алекс притворился, будто ведет машину, будто мы едем в отпуск. А потом мы услышали звук из бардачка, глубокий, низкий гул, который отдавался у меня в животе и в груди. Он словно исходил из меня самой.
Помню, я потянулась к ручке ящика. Алекс закричал, чтобы я этого не делала. Но я открыла. Я знала, что производит этот звук, и хотела это увидеть.
Алекс сбежал. А я осталась.
Ни одна пчела меня не ужалила. Они ползали и жужжали возле своего улья, будто не зная о том, что я рядом, а может, им это было неважно. Думаю, тогда я впервые ощутила это: вокруг нас целый мир, который не знает о нашем существовании, а может, ему просто нет до нас дела.
Только что снова проверила бардачок. Пусто. Пчел уже давно нет.
Клэр
Когда она, сонная, с остальными пассажирами покидает самолет, ее внимание привлекают два человека впереди на телескопическом мосту. Она не заметила их в самолете: женщину средних лет и мальчика-подростка. Они держатся за руки, что кажется ей странным. Другой рукой мальчик сжимает ручку маленькой переноски для животных, в которой кто-то сидит. На мгновение заслонявшие их фигуры смещаются, и Клэр удается присмотреться. Это крошечный песик, он положил голову на лапы. Малыш не гавкал и даже не скулил весь одиннадцатичасовой полет. Потом она приглядывается получше: есть в этом спящем псе какая-то чрезмерная неподвижность, – и Клэр понимает, что это необычайно реалистичная мягкая игрушка. У мальчика, видимо, сильный страх полетов, может, и аутизм. Так его успокаивают в незнакомой, пугающей обстановке – дают ему о ком-то заботиться. И это объясняет, почему они с мамой держатся за руки.
Клэр гадает, каково это – путешествовать с кем-то, кто настолько от тебя зависит, с кем-то, кого никогда нельзя упускать из виду, о ком нельзя перестать беспокоиться. Но она устала, и к тому же вряд ли стоит усилий воображать ситуацию, в которой она никогда не окажется.
Сквозь усеянное каплями дождя окно монорельса она смотрит вниз на каньоны промышленных комплексов, рынки под открытым небом, железнодорожную станцию, синусоиду канала. В узких промежутках, разделяющих перенаселенные многоэтажки, она замечает море – гладь тусклого, помятого листа металла. Рельс парит над шоссе, забитым машинами, которые, похоже, не движутся, будто время замерло в мире под ней. Юноша с обнаженным торсом танцует на крыше автомобиля, а может, машет кулаками в приступе бешеной ярости – трудно разобрать с такой высоты.
Слишком много объектов для восприятия. Для осмысления. Она отворачивается от окна и листает путеводитель, в который почти не заглядывала, хотя она здесь, чтобы его обновить. В нем есть все, что современный путешественник привык ожидать от путеводителя, и все, что ему, казалось бы, надо: глянцевые страницы с обилием цветных фотографий, искусно нарисованные карты разного масштаба, лаконичные содержательные вставки о любопытных местных обычаях, достопримечательностях, флоре и фауне. Если б только такие книги действительно готовили вас к тому, что случится по прибытии.
Одна из вставок привлекает ее внимание.
Некоторые островитяне до сих пор носят на шее маленький полый предмет, называемый «квит», – глиняный или медный, на кожаном шнурке. Квит напоминает шарик для заваривания чая, и обычно в нем содержится щепотка земли из местности, где родился человек, хотя кто-то хранит в нем крохотные косточки животных или части растений – семена или высушенные лепестки цветов. Изначальное предназначение квита – предмет этнографических споров, но, возможно, это талисман, защищающий от утопления.