— Нет! — завопила я.
— Нет, — прошептала Элли.
Что-то громадное пронеслось над головами, слишком стремительное, чтобы кто-нибудь успел рассмотреть. А потом прямо из огня вышел Кайтер Пайк — и навис над шерифом, точно гора. Он хрипло дышал, сжимая кулаки величиной с валуны, и пот катился по его лбу, словно расплавленная сталь. На его лицо жутко было смотреть, но шериф так и не двинулся с места. И драгаман остановил занесенную было руку.
— Повторюсь, но скажу, Перл: я впечатлен, — помогая мне подняться, проговорил Пити. — Это надо же, утихомирить драгамана! Сказал бы мне кто, не поверил бы.
— Это не я утихомирила драгамана, — сказала я, кивая на Элли.
Та как раз подбежала к своему покровителю и обхватила его ногу, правда, руки так и не сошлись с другой стороны. Его лицо сразу смягчилось. Вот он погладил ее по головке пальцами-бревнами. Полетели искры.
— Это что, ад? — спросил шериф.
— Нет, не ад, со знанием дела вам говорю, — ответил Пити.
Шериф опустил разведенные руки, его плечи обмякли.
— Я знал, что, если снова увижу Элли, то увижу и драгамана. И тогда мне придет конец.
— Это я тебе с удовольствием обеспечу, — сказал Эш Харрел, бросаясь вперед и выхватывая у шерифа пистолет из кобуры.
Прежде чем кто-либо успел пошевелиться, он приставил дуло к виску шерифа и надавил на спуск.
Металлический щелчок породил неправдоподобно громкое эхо.
— Не получится, Эш Харрел, — сказала я. — В логове драгамана огнестрельное оружие не работает.
— Ну что ж, — сказал тот, бросая пистолет в голубые цветы. — Довершу дело, когда мы вернемся!
— Нет, ты этого не сделаешь, — сказала Элли.
— Но почему? О чем ты, девочка? Это после всего, что он натворил?
— Потому что если ты это сделаешь, мы с тобой больше никогда не увидимся. Один хороший человек три месяца назад не дал мне совершить нечто подобное. А теперь мой черед остановить тебя, папа.
Теперь уже у Эша Харрела обмякли плечи. Они с шерифом стояли бок о бок, точно грустные братья.
— Ну ладно, Элли, — проговорил наконец Харрел. — Пусть будет по-твоему. Но что ты скажешь обо всех тех, кого шериф отлавливал и увозил? Кто это-то остановит?
— Как жаль, что она истратила последнее желание, — сказал Пити. — Разменяла его на целое поле синеньких цветочков!
— Оно бы все равно не сработало, — сказала я. — Остановить зло, творимое страной, — задача не для нее, а для шерифа.
Шериф Стайлс все еще смотрел на Элли, по-прежнему прижимавшуюся к Кайтеру Пайку.
— Я видел столько девушек с гор, состарившихся до времени из-за бесконечных беременностей и родов. Я не хотел, Элли, чтобы твоя судьба оказалась такой. Не хотел.
Она покачала головой.
— Когда я сказала тебе «нет», шериф Стайлс, я именно это и имела в виду. А дети, которых мне рожать или не рожать, — это мое дело, а не твое!
Он повесил голову.
— Мне жаль, что я этим занимался. Больше я не буду принимать в этом участие.
— Ах, какая искренность, — вздохнул Пити. — Почем нам знать, правду ли он говорит?
— А ты к его лицу приглядись, — посоветовала я.
Можете себе представить — туго натянутые шрамы отваливались и отпадали, рот выпрямился, сгоревшее ухо отлепилось от черепа и расправилось, как цветок.
— Чудо! — ахнул Эш Харрел.
— Возражаю, — сказал Пити.
Я взяла шерифа пальцем за подбородок и заставила поднять голову, чтобы приглядеться получше. Он подвигал челюстью, потом бровями. Все слушалось.
— Ох!.. — вырвалось у него.
Я сказала ему:
— Хуже всего нас уродует не огонь, а мы сами.
— Всех угощаю яблочной водкой! — закричал драгаман.
Пока Кайтер Пайк потрошил бочонок, Пити взял меня за локоть и отвел в сторону.
— Перлин Санди, — сказал он мне. — Нам обоим с тобой отлично известно, что данное конкретное кольцо желаний давно выгорело, израсходовалось и стало практически неработоспособным. Сужу по тому, что оно принесло мне всего лишь одну мемфисскую телку по имени Люсинда, а ее сестричек заныкало. Из этого следует, что транспортация сюда Эша Харрела, шерифа и всех этих несносных цветочков есть дело твоих рук, моя дорогая, и я не отказался бы выяснить, как это тебе удалось!
Я рассмеялась.
— А ты все такой же! Все выдумываешь, так что помолчи лучше. — Я отвернулась, чтобы он не увидел, как я вздрагиваю и морщусь. Следующие день-два боль еще усугубится, так что с неделю я буду думать только о том, где бы прилечь. Магия перемещения всегда рвет что-то внутри. Но Пити я этого не скажу. Не доставлю ему такого удовольствия. А кроме того, если не считать боли, чувствовала я себя действительно здорово. — Пити, глянь-ка вон туда!