...Диавол не потерпел, чтобы я, наслаждаясь желанным покоем, занимался изъяснением Святых Писаний и людям языка моего передавал образованность евреев и греков; но днем и ночью, и открыто и коварно, примешивая ложь к истине и даже исключительно ложное прикрывая коварным медом, чтобы слышащий сладкие слова не боялся яда сердца, – обещает[319] мир, чтобы возбуждать самые сильные войны, улыбается, чтобы уязвлять, подает руку, чтобы неожиданно, как Авенира, Абнеру умертвить простеца[320]. Конечно, это то же, что говорил и апостол: «Не неразумеваем бо умышлений его»[321]. Здесь молчит, в другом месте обвиняет; рассылает по всему миру бумажные послания, прежде золотоносные, а теперь ругательные, и терпение наше, происходящее из смирения Христова, толкует как признак нечистой совести. И, будучи сам нем, лает чрез альбионскую собаку, большую и толстую, которая могла бы больше свирепствовать ногами, чем зубами. Ибо он имеет племя из народа шотландского, по соседству с британцами. По басням поэтов, его следовало бы, как Цербера[322], поколотить духовною палкою, чтобы с учителем своим Плутоном он умолк навеки. Но это в другое время. <...>
Если я не делаю ничего без помощи Божией и если потому за всякое действие, которое бы я ни совершил, слава будет принадлежать не мне, а помощи Божией во мне, то напрасно Бог и дал мне свободу, которою я не могу пользоваться, если Он же сам не будет всегда помогать мне. То произволение ничтожно, которое нуждается в чужой помощи. Но Бог дал свободное произволение, которое иначе не будет свободным, если я не буду делать того, что ни захочу. И поэтому или я всегда пользуюсь тою властью, которая мне дана, и тогда свободное произволение сохраняется, или я нуждаюсь в помощи другого, и в таком случае свобода произволения во мне уничтожается. <...>
Если я захочу согнуть палец, двинуть рукою, сесть, встать, пройтись, пробежать, плюнуть, высморкаться посредством двух пальцев, испражниться, освободиться от урины, – неужели мне всегда будет необходима помощь Божия? <...> Заповеди или возможны для исполнения и в таком случае справедливо даны Богом, или невозможны, и тогда виноваты не те, которые получили заповеди, но тот, кто дал невозможное. <...>
Одно – быть, другое – мочь быть. Быть – не в нашей власти, мочь же быть, говоря общим образом, – в нашей; почему, хотя бы кто-нибудь и не был, однако мог бы быть тот, кто захотел бы быть.
Если грех Адама повредил даже не грешащим, то и праведность Христа помогает даже неверующим, Поелику равным образом и даже более, говорит апостол, освобождаются через Одного, чем через одного прежде погибли. Затем, если крещение очищает тот древний неважный грех, то те, кои рождены от крещеных родителей, должны быть свободны от этого греха, ибо родители не могут передавать детям то, чего сами не имеют. Затем, если душа происходит не по передаче, как это и есть на самом деле, если одна только плоть подвержена передаче греха, то одна она заслуживает и наказания. Ибо несправедливо, чтобы душа, только что созданная не от Адама, понесла столь древний, чужой грех, потому что несправедливо, чтобы Бог, прощающий личные грехи, вменял один чужой грех[325].
324
Текст приводится по изд.: Кремлевский А. История пелагианства и пелагианская доктрина. Казань, 1898. С. 38 – 39.
325
Важный отрывок из толкований Пелагия на послания ап. Павла, представляющий собой полемику с тем пониманием, согласно которому грех Адама перешел на все человечество, вследствие чего имеет место поврежденность человеческой природы.