Жизель, старшая из моих сестер, в те годы часто по несколько дней оставалась прикованной к постели из-за какой-то хронической болезни, хотя никто не говорил мне, что это за болезнь. Она не умирала, или, возможно, ей требовалось больше времени, чтобы умереть, чем Жану. До того как ухудшение состояния превратило его в полного инвалида, мать навещала Жизель, но в последнее время перестала. Я задавалась вопросом, будет ли она молиться и за Жана, и за Жизель. Не решит ли она, что в том, чтобы просить бога пощадить обоих ее детей, слишком много алчности? Готова ли она променять одного на другого? Будь я справедливым богом, забрала бы Жана; у Жизель пятеро детей, и все они в ней нуждаются.
Дни становились длиннее. Двое старших братьев Фабьенны стали по вечерам ходить в бар вместе с отцом. Ее братья, которые раньше относились ко мне так же, как к Фабьенне, стали проявлять ко мне некоторое уважение и иногда, казалось, пытались поговорить со мной, отпуская плоские шутки или какие-нибудь банальности, как сделали бы настоящие взрослые, но у Фабьенны хорошо получалось пресекать их попытки обратить на меня внимание. Мальчиками они были хорошими, но люди вообще бывают как хорошими, так и плохими, и так или иначе к нам с Фабьенной они не имели никакого отношения.
Мы начали новую книгу, на этот раз о деревенском почтальоне. Поначалу мы не показывали ее месье Дево. В любом случае эта история была не о нем. Мужчина в нашей книге был моложе, красивее и безумно влюблен в лучшую подругу своей сестры. Его сестра и ее подруга были в восторге от такого развития событий и строили планы, как его поощрить, далее последовали замыслы, как заставить его страдать. Порой, когда Фабьенна диктовала эту историю, я не могла удержаться от смеха над всеми тремя: какие глупые девушки, какой глупый мужчина.
По вечерам мы регулярно ходили к месье Дево. Он вкрутил в своем доме несколько лампочек поярче, а в буфете у него была еда лучше, чем в доме Фабьенны или в моем. Но угощение было для нас не так важно. По словам Фабьенны, мы ходили туда как равные ему. Гостеприимство было его долгом; мы ели у него только для того, чтобы подтвердить это.
Месье Дево принимал нас радушно. Да и как иначе? По вечерам ему почти нечего было делать – только писать стихи и читать голубям, которые проявляли бы к нему столько же интереса, если бы он осыпал их оскорблениями. Фабьенна расспрашивала месье Дево о его школьных годах и о городах, в которых он побывал. О театрах, мюзик-холлах и кинотеатрах. О ресторанах и танцах. О его друзьях. О том, как люди развлекаются. Как вступают в брак, какие интрижки заводят вне брака, какие размолвки случаются между парами и друзьями. Он рассказывал нам о том, что видел в своей жизни, а также о том, что читал в своих книгах.
Я всегда знала, что Фабьенна может заставить меня рассказать ей все что угодно, но это потому, что мне никогда не хотелось что-либо скрывать от нее. Теперь я увидела, что и с месье Дево она может делать то же самое. Она не донимала его и не умоляла. Она спрашивала, и он давал ей то, чего она хотела. Единственная разница между ее отношением ко мне и к месье Дево заключалась в том, что она нечасто называла его идиотом в лицо. Возможно, эти двое были равны, но мне было до них далеко. Эта мысль несколько дней не давала мне покоя, пока я не нашла способ убедить себя, что это не так. Пусть месье Дево и знал о мире больше, чем я, но он не знал, как быть настоящим другом Фабьенны: оставаться неподвижным в ее тени, быть таким же пустым, как воздух вокруг нее, и быть с ней повсюду. Месье Дево постоянно стремился доказать свое превосходство. Я понимала, что его дни сочтены.
Месье Дево вырос рядом с Парижем и в юности проводил время в городе. Как он оказался в нашей деревне и женился, он не объяснил. Иногда он закрывал глаза, описывая какой-нибудь парижский общественный сад или реку, где рыбачил с друзьями. Иногда открывал атлас и показывал нам озеро или городок. Однажды, описывая пьесу, которую он назвал небольшим шедевром, месье Дево вдруг прервался и посмотрел на нас, а затем поинтересовался, не считаем ли мы его занудой. Фабьенна ответила: «За кого вы нас принимаете? За идиоток, которые хотят умереть от скуки?»
Мне монолог месье Дево и впрямь показался занудным, и позже я спросила Фабьенну, что такого интересного она в нем нашла.
– Мне интересен не он, а то, что он знает, – ответила она.
– Почему? – спросила я.
– Мы хотим знать, как живут другие люди.
– Почему мы хотим это знать?
– У нас с тобой недостаточно опыта, – пояснила она.