Выбрать главу

Кто-то поднял отдыхавшего после наряда Лешу Алексеева, лучшего и верного друга Лелика, а потому называемого в отряде Болеком. Его перед отправкой целых три дня инструктировали в санчасти Якутска. У него даже имелся умный конспект и пользуясь им он исполнял обязанности отрядного доктора

Волоча большую санитарную сумку, маленький ростком Леша, которому за укрытием и нагибаться не нужно было, на полусогнутых подбежал к Лелику с намерением оказать любую посильную медицинскую помощь. И напрасно. Лелик и его послал, и затем:

— Лампе помощь оказывай, Болек, е… твою мать!

Болек, с целью затереть неловкость, не к месту предлагает:

— А может, закурим?

— А может, потерпим? Всё, кончилось раздавать! Спирт давай!

Прекратив поглаживать пострадавшую пятую точку, хлебнул прямо из горлышка поданной фляги, скривился-выдохнул, передернул затвор своего черного автомата, выставил прокопченный ствол из-за укрытия и даванул длинную очередь в сторону рощи, усугубив гранатой из подствольника. Только после этого, убедившись что с Леликом все в порядке, бойцы стали воевать с неизвестностью, стараясь сильно не высовываться.

Снайпер-невидимка не огрызался, видать проклинал свою «щютку» и думал о том, что надо было просто, молча валить этого электрика.

Поздно вечером, уже после ужина, вернулся командир на отрядном уазике с водителем — дагестанцем по имени Исмаил. Шефу еще в дороге по рации доложили, что блокпост подвергся обстрелу, но потерь нет.

Судя по всему, командир вышел из машины весьма довольный жизнью. Скользнул по рассыпанным гильзам и, стараясь удержать ровную походку, для порядку все-таки спросил у дежурного:

— Ну что за бардак! Прибрать за собой! — В сердцах пнул цветной металл. — Почему темно? Ну козе ж понятно, свет — источник жизни!

На это какой-то умник из толпы брякнул:

— Солнышко зашло!

— Что, за весь день трудно было лампу поменять? — И уж совсем для порядку, — Строиться!

Сидит Гаврил Герасимович на ответственном боевом посту, службу бдит и что-то наскрёбывает себе в малюсенький блокнотик. Мимо проходит водитель Исмаил, парень, родившийся в этих местах, но уже пять лет живущий и работающий в Якутии. Несёт ведро с тряпкой, видимо машину мыть собрался.

— Салям, Исмаил! Как правильно писать «мащина» или «мощина»?

— Афтамабиль! Слышь, Герасимыч, пермский СОМ и Читинский ОМОН утром в засаду попали на сэвэрной стороне. Па-тэри есть. А блокпост чуваков КАМАЗ с тротилом ха-тэл протаранить, в окопе застрял. Водилу успели грохнуть, представляещь, баба оказалась.

— Наконец-то, что-то доброе в клювике принёс.

— Да пшёл ты!

— Спасибо, мне ещё час тут торчать. Ты моё письмо отправил?

— Абижяещь!

— Спасибо, Исмаильчик! Ты настоящий амиго… Э-э… Кунак!

Довольный собой Исмаил, как-никак, а носитель ценной информации, спрашивает:

— Слышь, Гаврила, а чё эт-ты всё описиваещь?

— Ну-у, Исмаильчик, не ожида-ал. С какой целью интересуешься?

На следующий день, внезапно, нарисовалась высокая комиссия из штаба мобильного отряда в составе серьёзного полковника и суетливого майора, в сопровождении бронемашин и готовых к любой неожиданности высокомерных и упитанных хабаровских омоновцев: «Здоров, сомы!».

Четверо из них бронированными грудями стали бдительно прикрывать внутри блока своих любимых начальников, не давая им возможности спокойно повозиться со своими папочками. Ещё двое отодвинули Гаврилу и стали настороженно рассматривать сквозь прицелы мусор между ними и машинами. Видно, что из одной машины хлам подвергает анализу ещё и автоматический гранатомёт.

Строгие и важные представители документально зафиксировали вопиющий факт обстрела. Заставили содрать со всех стен цветные вырезки из журналов с красивыми девушками. Чтобы не заводился бес в рёбрах. Настоятельно порекомендовали всем сбрить бороды. Сделали дельное замечание по поводу разбитой лампы на столбе, о чём не преминули сделать запись в какой-то бумажке. Быстро тяпнули с командиром по норме положенности. Пообнимались. Понюхались. Распрощались.

И моментально, низко пригибаясь, канули в лету.

Через пару лет Лелик как-то признался, что у него было чувство, будто снайпер просто не хотел никого убивать. С чем это связано, он объяснить не смог.