Солодников: У Раневской есть знаменитая фраза, ставшая классикой, она сказала: «Лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой и воспитанной тварью». Во-первых, согласны ли вы с этим выражением? И если да, то в какой момент уже подростковой, взрослой жизни для вас это стало очевидным?
Шнуров: Я ничего не имею против тихих и воспитанных тварей. Пускай они тоже будут в широте палитры представлены. Без них было бы гораздо скучнее, мы бы не могли говорить, что лучше, что хуже. Для сравнительного анализа тихие, воспитанные, нематерящиеся твари должны быть. Чтобы мы на их фоне выглядели такими замечательными, успешными и красивыми.
Солодников: А противопоставление «тихая, воспитанная, но тварь» – это признак советского времени, когда за маской воспитанности скрывалось на самом деле совсем другое существо? Или это имеет отношение к сегодняшнему дню?
Шнуров: Мне кажется, что тихая воспитанная тварь – это фигура мифологическая в наше время. Вы почитайте, что пишут в интернете. Где эти, с*ка, тихие воспитанные твари – я не знаю. Видимо, не в интернете.
Эткинд: Тихие воспитанные тролли.
Солодников: Ну, правда, что вы думаете по поводу этого дуализма, противопоставления, когда, с одной стороны, человек кажется воспитанным, но при этом внутри – абсолютная гнилость. При этом те, которые матерятся и ведут себя кое-как, – приличные люди. Это советская история или современная?
Шнуров: Как это? Матерятся и приличные люди. Не может быть матерящийся человек приличным.
Эткинд: Я думаю, это – природа человека. Читайте античных авторов. Во все времена были подлецы, которые выглядели приличными людьми, и наоборот. И вот те люди, которые закрывают Европейский университет сегодня, они, так сказать, не употребляют…
Солодников: Тихие воспитанные твари?
Эткинд: …не употребляют матерных слов на публике, я уверен. Они это делают вежливо.
Шнуров: Да дело в том, что нет никакого матерного языка. Есть русский язык во всем его объеме. Не нужно выделять этот матерный язык. Это что, отдельный какой-то умирающий или существующий язык? Нет никакого матерного языка.
Солодников: Но история культуры выделила.
Шнуров: Есть русский язык, который включает в себя и слово «х*й». Это русское слово, это русский язык. Давайте его исключим – это будет не совсем русский язык. Вернее, язык, но не в полном его объеме. Вот и все.
Эткинд: Может, стоит говорить не о матерном языке, потому что это от слова «мать», а «мать» очень хорошее слово. Я бы предложил говорить о непечатном языке. Так всегда говорилось. Вообще это русская литературная традиция – непечатный язык. То есть это те слова, которые являются крайне частотными в устной речи, возможно – самыми частотными, и не употребляются в письменной речи, а также в устной публичной речи. Почти никем. Например, когда Сергей выступает, – это публичная речь, поэтому это так резко и так остро. Почти так же, как если бы мы – профессора, писатели, журналисты – начали употреблять непечатные слова в письменной речи, что сегодня запрещено законом о СМИ. Мне кажется, это главная проблема, резкая и характерная только для русского языка, – пропасть между устным и печатным.
Солодников: Вы ощущаете эту пропасть?
Шнуров: Я думаю, что, конечно же, она есть. Но это не я ее ощущаю, это фактология. Пропасть эта присутствует. И вообще разговорный русский язык – он очень отличается от публичного языка. И весь феномен успеха группировки «Ленинград» – то, что присутствие ненормативной лексики резко сокращает дистанцию между артистом и зрителем. Мы буквально переносимся в баню, где человек человеку – брат. И ты можешь быть уже не совсем артистом, потому что артист – это существо практически близкое к Администрации президента, то бишь оно должно говорить сугубо литературным языком, не используя те слова, которые используют все. Артист – он как будто с небес сошел.
Это наследие эпохи Романтизма. И в России мы до сих пор живем в такую эпоху. Я это называю турецкое Барокко. Где балясина – это высокое искусство, а современное искусство или там полено – это уже не высокое искусство. Мат не имеет права туда входить, потому что тот, кто матерится, – он как бы бескультурный. Он выносится за скобки культурного процесса. Принято считать, что это все не является культурой, хотя в широком смысле, конечно же, это культура. А что же это еще?