— Вполне возможно, хотя я думаю, если они нам притащат сюда Фому, с них будет и этого достаточно, а Злыдню Великана пускай ловят те, кто в подобных делах, и более силён, и лучше разбирается. Всё же одолели атамана мои дружинники большим скопом, а не вдвоём. Здесь нужны богатыри.
Сказав, князь отвернулся обратно к окну, а советник, чуть помявшись, продолжил.
— Осмелюсь вам напомнить великий князь, что в темнице также томится провинившийся ключник.
— Что же, припоминаю, припоминаю,— оторвал Новгородский князь свой взгляд от окна и, посмотрев на боярина-советника, добавил,— ну с этим всё проще. Если он все причитающиеся ему плети получил сполна, пускай идёт на конюшню за место Фомы. Более от него толку всё равно не будет, так пусть хоть этим пользу приносит, нежели казённые харчи, сидя в темнице даром уминает.
Спорить с княжеским решением боярин-советник не собирался, а потому коротко испросив разрешения удалиться, быстро покинул палату, едва только получил от светлейшего князя его согласие.
8. Иванко и Василий знакомятся с Алёнушкой, а Злыдня Великан и Фома плывя по реке, волею судьбы претерпевают на ней, одну за другой, две неудачи.
Продолжая свой путь, Василий и Иванко шли вдоль берега реки, весело болтая на самые разнообразные темы. При этом они не рассуждали слишком долго над какой-нибудь одной вещью, всё время, находя новый предмет для продления своего разговора. Увлечённость этим немудрёным занятием была у них настолько великой, что они даже не заметили привязанной к дереву Алёнушки, когда проходили мимо неё.
А поскольку Алёнушка окрикнуть их не могла, она что есть мочи замычала. На её счастье, Иванко услыхал глухое мычание и, окликнув Василия, первым подошёл к дереву.
— Привет,— улыбнулся Иванко, развязывая платок, чтобы освободить Алёнушке рот.
— Я вижу, в здешних обычаях присутствует равноправие,— с иронией в голосе произнёс, подошедший Василий.
— О чём вы?— хлопая пышными ресницами, спросила Алёнушка, глядя на Василия.
— А это ты у него спроси, ему есть чего тебе рассказать,— показав рукой на Иванко, ответил Василий, начиная отвязывать Алёнушку от дерева.
Алёнушка взглянула на Иванко, а тот только криво улыбнулся и, не решившись, что ответить, просто пожал плечами глядя на неё.
— Ну, раз Иванко такой стеснительный, то я сам вам сейчас поведаю его историю,— сказал Василий, продолжая освобождать Алёнушку из верёвочных пут.
И пока Василий пересказывал Алёнушке историю своего знакомства с Иванко, Злыдня Великан и Фома всё дальше и дальше удалялись на своём плоту, плывя по реке.
Рулевым на плоту, был Злыдня Великан, а Фома только делал вид, что помогает ему. На самом деле он предавался созерцанию проплывавших мимо них пейзажей. Он даже не заметил того, что Злыдня Великан усиленно заработал веслом, когда впереди по течению показались пороги. Но спастись от водных камней, им было не суждено. Как только плот приблизился к порогам поближе, на берег реки вышел старик Гусляр. Откуда он взялся, ни Фома, ни Злыдня Великан понять не успели, поскольку заметив публику, старик Гусляр, возвращавшийся в родное селение, заулыбавшись, присел на пенёк, любовно погладил свои гусли и ударил по струнам. Как только гусли заиграли, старик стал махать в такт музыке руками. Злыдня Великан и Фома, побросав в воду вёсла, взявшись за руки стали исполнять некое подобие хоровода, кружась вприпрыжку не только на своём плоту, но и вместе с ним вообще, благо тот стало закручивать ускорявшимся течением реки, которое чем ближе плот подплывал к порогам, тем становилось быстрее.
Проплывая мимо старика Злыдня Великан, не переставая танцевать и посматривать на пороги, грозно пригрозил старику кулаком, ну а тот только кивнув ему в ответ головой, заулыбался ещё больше не переставая размахивать руками. Так под волшебную музыку, Злыдня Великан и Фома доплыли до порогов, где уже в силу известных законов физики, ещё больше вертясь и подпрыгивая вместе с плотом, понеслись по ним с удвоенной скоростью, ибо течение здесь было не быстрым, а стремительным. На самых последних порогах, плот, налетев на большой камень, разлетелся вдребезги. Злыдня Великан и Фома оказавшись в воде, размахивая руками в такт музыке, были унесены водным потоком вслед за разбившимся плотом.
После этого музыка прекратилась и старик Гусляр, поклонившись в сторону реки, повесив гусли за спину, спокойно ушёл в лес.
А на другом месте сего берега реки, в этот самый момент, ведя разговор, стояли Василий, Иванко и освобождённая Алёнушка.
— А мне с вами можно?— спросила Алёнушка, глядя на Василия.— Я готовить хорошо умею.
— Конечно, конечно, нам без шеф-повара в походе, ну никак нельзя,— опережая Василия, весело воскликнул Иванко.
— Не слушайте вы Иванко,— смущаясь, ответил Василий.— Я вас и без этого рад видеть. Только дорога у нас трудная и дальняя. Стоит ли вам с нами идти?
— Один из них похитил у меня мою любимую брошку, подарок мамы.
— Мы вам её принесём,— ответил Василий.
— Я хочу ему в глаза посмотреть, когда брошку заберу обратно,— произнесла Алёнушка, чуть зардевшись, когда Василий посмотрел ей в глаза.— И приятелю его, что к дереву меня привязал, мне есть что сказать.
— А родные как же?— спросил Василий, отводя свой взор от взгляда Алёнушки.
— А родных неделю, а то и две, дома не будет, они в Новгород уехали торговать, да у сестры там погостить собирались,— ответила Алёнушка, не обращая внимания на гримасы Иванко, который пытался в своей пантомиме изобразить из себя Василия, делая акцент на том, что у того от общения с Алёнушкой, сердце было в раю.
И пока Василий, смущаясь взглядов Алёнушки, пытался убедить её не ходить с ними в опасный поход, мы отправимся в иное место, далее по руслу реки, туда, где находилась тихая широкая заводь. Интерес наш к сему участку берега реки заключается в том, что на него сейчас ступил Злыдня Великан:
— Вот ведь привязался… и неймётся ему…
— Вы это про кого?— выкрикнул Фома, барахтаясь в воде, с усердием предпринимая попытки догрести до берега одной рукой, так как второй рукой он держался за спасительное бревно, доставшееся ему в наследство от разбившегося плота.
— Да всё про того неугомонного народного хореографа, будь он трижды не ладен,— отмахнулся рукой Злыдня Великан, не глядя на Фому, который продолжал барахтаться в воде.— Это ведь он, охламон бородатый со своей волшебной балалайкой мне все планы порушил, когда я Новгород ночью захватить собирался.
— Смею заметить ваша светлость, что это не балалайка у него, а гусли,— сказал Фома, подплывая к берегу.
— Честно говоря, мне это глубоко безразлично, пусть он хоть на арфе золотой всю жизнь, где угодно играет, лишь бы нам больше никогда не попадался на пути и не мешал дела делать,— проворчал Злыдня Великан, повернув свой взгляд в сторону Фомы.
— Ну, так или иначе, а, только говоря про его музыкальный инструмент, замечу, вещица у него дюже знатная,— с завистью в голосе произнёс Фома, выбираясь на берег.— Нам бы она в царстве Кощея Бессмертного ох как пригодилась бы.
— Так в чём же дело?— засмеялся Злыдня Великан, сделав вольный жест рукой в ту сторону, откуда они приплыли.— Вернись и отбери у вредного старикашки его чудесный инструмент.
— Так я это,— замялся Фома, выжимая воду из снятого головного колпака,— только помечтал.
— Мечтай в следующий раз о более реальных вещах,— буркнул Злыдня Великан, закрывая глаза, чтобы немного поспать.
Фома, увидев, что Злыдня Великан лежит с закрытыми глазами, по-быстрому, не снимая с себя своей одежды, отжал воду из неё, и тоже завалился спать.
Разбудили их негромкие голоса. Это к берегу, в нескольких метрах от того места, где они отдыхали, причалила лодка. Кто причалил, они не видели, потому что между ними и лодкой, почти от самой реки, рос густой кустарник.