А потому, о Тат, благо, от Бога исходящее, в нашей воле, да примем мы его без замедления. Зло идет не от Бога, оно исходит от нас самих, предпочитающих его добру. Ты видишь, о сын мой, сколько тел нам нужно пройти, сколько демонских хоров и звездных обращений, чтобы прийти к Богу Одному и Единому. Благо недоступно, бесконечно и беспредельно; само по себе оно не имеет начала, но для нас оно как бы имеет его в Ведении. Ведение не есть, в сущности, начало блага, но чрез него мы приходим к току. Примем же его руководителем – мы пройдем чрез все преграды. Трудно покинуть настоящее и привычное, чтобы вернуться на старые пути. Призраки обольщают нас, [мы] отказываемся верить в незримое: дурные вещи явны, благо – незримо очам, ибо не имеет ни вида, ни облика: оно подобно лишь себе самому и от всего прочего отлично. Бесплотное не может проявиться телу. Вот в чем самоподобное отличается от разновидного и чем разновидное ниже самоподобного.
Единство, начало и корень всех вещей существуют во всем, как начало и корень. Нет ничего безначального; начало ни от чего не происходит, как только от самого себя, ибо все от него происходит. Оно самоначально, ибо не имеет начала иного. Единица, она же есть начало, содержит все числа и ни в одном не содержима; она порождает их всех и не порождаема ничем иным. Все рожденное несовершенно, разделимо, подвержено приросту и убыванью. Совершенное вовсе не имеет этих свойств. Все возрастающее возрастает через единицу и гибнет от собственной немощи, если не может больше принять единицы.
Вот, о Тат, образ Божий, поскольку можно его представить себе. Если ты вглядишься в него внимательно и постигнешь его очами сердца, верь мне, сын мой, ты найдешь тропу восхождения, или, скорее, сам этот образ тебя поведет; ибо таково свойство созерцания: оно пленит и привлекает, как магнит привлекает железо.
Благо в одном лишь Боге и ни в чем ином
Благо, о Асклепий, нигде, кроме единого Бога, или, вернее, благо – всегда сам Бог. Итак, это естество непреложное, несотворенное, вездесущее, в себе обладающее деятельностью постоянною, совершенною, полною и неистощимою. Единство – начало всего, благо – источник всего. Говоря: благо, я разумею то, что всецело и всегда добро. Такое же совершенное благо нигде не находится, кроме как в одном Боге, ибо нет в Нем порока, ни желания, могущего сделать Его дурным; Он ничего не может утратить и скорбеть об утрате: печаль один из видов зла. Нет ничего сильнее Его и что могло бы Его одолеть; нет ничего Ему равного и что могло бы Ему повредить или внушить желание. Ничто, при ослушании, не могло бы возбудить Его гнева, ничему наимудрому не мог бы Он позавидовать.
Так как все это чуждо Его естеству, остается Ему только благо, и так как в естестве этом нет ничего дурного, благо не может оказаться ни в чем ином. Разность пребывает во всех отдельных существах, малых или великих, даже в наибольшем и сильнейшем из всех живущих. Всякая тварь подвержена страсти, даже рождение от страсти. Где же страсть, там не бывает блага, и где благо – нет страсти, как день не бывает ночью и ночь днем. И благо не может пребывать в твари, но лишь в нетварном. Суть всех вещей участвует в благе как в бытии, в этом смысл, и мир благ, ибо производит все сущее; он благ, пока творит, в остальном он не благ, ибо подлежит страсти, колебанию и производит страстных существ.
В человеке благо – лишь сравнительное зло, здесь все не слишком дурное благо и благо есть лишь наименьшее зло. Но земное благо не может быть всецело чистым от зла; оскверненное примесью зла, оно перестает быть благом и становится злом.
Итак, благо существует в одном лишь Боге, или Бог есть благо. Среди людей, о Асклепий, благо существует лишь по имени, но ничуть на деле. Благо несовместимо с вещественным телом, одержимым отовсюду сквернами, муками, желаньями, гневом, заблуждениями, суевериями. Но самое худшее, о Асклепий, в том, что благом считается любое из зол, которых надлежало бы избегать, излишества чрева, порок, влекущий за собою всякое зло и удаляющий нас от блага.
Я же воздаю благодарение Богу, вложившему в мой разум познание блага, ибо самое благо не может пребывать в мир; ибо мир исполнен зла, Бог же – исполнение блага, или благо исполнено Бога. Прекрасное сияет вкруг естества, и так, быть может, является оно в своем самом прозрачном и чистейшем облике. Не убоимся сказать, о Асклепий: естество Божие, если, однако, Бог имеет естество, – это красота. Прекрасное и благое не могут быть в мире все видимые предметы – лишь отражения, и как бы тени. Помимо доступного чувству нужно искать прекрасное и благое, и око не может увидеть их, ибо не может зреть Бога; они – Его неотъемлемые части, присущие свойства, неразлучимые и многожеланные, возлюбленные Им или любящие Его.