А вот если бы такой скупой сначала притворился бы невежественным и тупоумным и напустил бы на себя беспечность и глупость, а потом стал бы защищать скупость умно, красноречиво, в изысканно кратких, доходчивых и в то же время метких выражениях,— разве проявленная им при этом тонкость ума и красноречивые рассуждения не опровергли бы его напускного невежества и недостатка разума? Каким же образом его разум может постигать такое далекое, такое неясное и в то же время остается бессильным, чтобы видеть все близкое, все яркое?
И ты сказал: «Объясни мне, что помутило их ум и исказило их понимание, что покрыло пеленою их глаза и нарушило природную соразмерность? Что заставляет их упорствовать против истины, что мешает согласиться с очевидностью? Что это за разнородное сочетание и противоречивый характер? И что это за сильное неразумие, которое уживается рядом с такой удивительной проницательностью? И в чем причина, почему остается скрытым большое и ясное и постигается мелкое и темное?»
И ты сказал: «Меня нисколько не удивляет тот, кто поддался своей скупости и не прячется от нареканий, кто нарушает молчание только для того, чтобы поразить своего противника, и при этом пользуется только доводами, написанными в книгах. Меня нисколько не удивляет и тот, кто утратил рассудок и потому поневоле обнаруживает свой порок. А удивляюсь я тому, кто, зная свою скупость и свое чрезмерное скряжничество, борется с собой, стремится победить свою природу и казаться щедрым. Возможно, он даже догадывается, что порок его всеми понят и распознан, однако он все же силится прикрыть позолотой то, что невозможно позолотить, и починить тряпье, которое нельзя починить. Но если бы он, поняв свой порок, понял бы и того, кто его распознал, понял бы и свое бессилие исцелить свою душу, выправить свои смеси и вновь вернуть свои утраченные добрые привычки, изменив и излечив таким образом свой характер, то он отказался бы притворно налагать на себя то, что он не в состоянии делать, и выиграл бы, избавившись от расходов на задабривание тех, кто его порицает. Он не привлекал бы к себе соглядатаев, не приглашал бы к своему столу поэтов, не водился бы с разными гонцами, не имел бы дела с расносчиками новостей,чтобы они разносили славу о его
щедрости, и освободился бы таким образом от труда быть неестественным и попросту слился бы с толпою. И дальше. Что из того, что он проникает в недостатки людей, которые его угощают, и в то же время не понимает собственного недостатка, когда он сам угощает кого-нибудь, даже если (■го недостаток явный, а недостаток того, кто угощает его, скрытый? И почему душа у кого-нибудь из них бывает щедрой на значительное количество золота и скупится на небольшое количество пищи, хотя он хорошо знает: то, что он стремится сберечь, невелико сравнительно с тем, что он расточает, и что он при желании мог бы получить легко и быстро за малую толику золота из того, что он щедро раздавал, вдвойне возместить то, на что он поскупился».
И ты сказал: «Непременно ты должен познакомить меня с такими приметами, которые обличали бы .людей, прикрывающих свою истинную сущность притворством, указывали бы на истинную природу людей, умышленно приукрашивающих себя, срывали бы завесу с людей, выступающих в чужой личине, позволяли бы отличать действительность от лицемерия и помогали бы отделять принужденное, напускное от естественного, врожденного. Тогда можно будет, как ты упомянул, остановить внимание на подобных людях, хорошенько ознакомиться с ними и представить себе их действия со всеми последствиями. И если внимательное изучение всего этого поможет тебе обнаружить в себе какой-нибудь недостаток, которого раньше ты не замечал, то ты поймешь его значение и будешь избегать его. Но если у тебя есть давний, явный и хорошо известный тебе порок, то ты еще посмотришь: если твоя выдержка превзойдет твою скупость, то ты будешь продолжать угощать друзей и приобретать их любовь, разделяя трапезу с ними, а если твое стремление сохранять добро подавит старание расходоваться на угощение, то ты скроешься от друзей и уединишься со всем лучшим твоим провиантом, сольешься с толпой и будешь жить жизнью скромных людей. А если же война между тобой и твоей природой будет идти с переменным успехом и силы ваши окажутся равными, то ты либо внемлешь голосу благоразумия и не захочешь подвергать себя порицанию, либо внемлешь голосу бережливости и не станешь утруждать себя притворством. И ты тогда поймешь, что тот, кто ограждает себя от порицаний, непременно выигрывает, а тот, кто предпочтет уверенность риску, будет действовать вполне благоразумно. И еще ты упомянул, что тебе важнее всего разобраться именно в этом предмете и что порядочному человеку эта наука более всего необходима. Поистине, если я укреплю твою честь от порицания, после того как укрепил твое имущество от воров, то я, значит, сообщу тебе то, чего не сообщал никогда ни добрый отец, ни любящая мать».