Сам он поначалу попытался просить милостыню в переходе на Комсомольской, только нищие его появлением остались не слишком довольны — позвали, как водится, крышу. Приехали два мордоворота поперек себя шире, вывели нахала во двор за овощным магазином и быстро, а главное, доступно объяснили, что переход существует не для каждого глупого бомжа, а для особо нуждающихся. После этих объяснений Игорь Николаевич неделю отлеживался дома и пил теплый чай из ржавого чайника, а потом нашел общий язык с жителями свалки и стал работать у них по починке бытовой техники, которая на свалку вывозилась в достаточном изобилии. Бомжи за ремонт платили хорошо, и даже коробки для упаковки техники после ремонта привозили, благо территория подвала позволяла.
Странная у Игоря Николаевича подобралась компания. Не зря же говорят, что друзей не выбирают — они приходят сами. Какой окружающий тебя мир, таковы и друзья.
— Ну, вздрогнем? — сипловато сказал Грек, поднимая перед собой серый стаканчик.
Стаканчики у всех были разные — у Грека когда-то белый, а теперь потемневший от грязи, у Игоря Николаевича зеленый, как трава, а у Николая Федоровича оранжевый, как морковка. Понятное дело, не одним днем жили, поэтому и посуда у всех была своя и даже десяток стаканчиков для гостей — чем черт не шутит!
Пряный удар по желудку Игорь Николаевич принял с настороженностью, но пронесло — язва успокоилась и не давала знать о себе, ровно ее никогда не было.
— Сегодня утром, — закусив помидором, сказал он, — свалки были, два утюга принесли, фотоаппарат и музыкальный центр «Акира» почти новый. Я полазил, делов-то на два дня.
— Надо бы утюжок один себе оставить, — озабоченно сказал Николай Федорович.
— Тебе-то он на хрена? — насмешливо кинул Грек. — Потусоваться решил?
— При чем здесь это? — недовольно поморщился Бычень. — Выглядеть надо прилично. Стиральная машина в доме тоже бы не помешала.
— Какие мы культурные, — Грек требовательно выставил перед собой стаканчик.
Выпив, он становился развязным, говорил сплошной нецензурщиной и старался побольнее задеть. Сожители это знали и старались в такие минуты не отвечать Греку — начнется со слова, а закончится потасовкой. А кому нужен скандал в доме? То-то и оно!
Выпили еще раз.
— Утюги, машины стиральные… — сказал Грек. — Жизни вы не знаете. Вас бы в зону…
— Слушай, Грек, — не выдержал бывший офицер. — Можно подумать, ты ее знаешь. Она у тебя за колючей проволокой прошла. Ты в нее со щенков…
— Зона, — сказал Грек и назидательно поднял ложку, — это выжимка жизни. Можно сказать, концентрат. Бля буду! Ты-то тоже за колючей проволокой большую часть жизни провел, в гарнизонах разных.
— Я хоть Родину охранял, — сказал Бычень. — А ты…
— А Родина меня охраняла, — перебил Грек. — Ну и скажи, кто из нас ценнее и дороже?
— Хватит, хватит, — сказал бывший младший научный сотрудник, уже угадывая, что начавшаяся словесная перепалка может легко вылиться в заурядный мордобой. — А утюг один, Федорыч, я в счет ремонта возьму. Им же дешевле обойдется.
— Ну возьми, — вздохнул Николай Федорович, ностальгически глядя на костер.
— О чем задумался, Сапог? — поинтересовался Грек. — Помню, был у нас один такой на зоне. Все смотрит, смотрит на огонь, насмотрится и подожжет чего-нибудь. Уж мы его учили-учили… Он и в колонию-то попал — дом у первой учительницы поджег. А за что, так и не сказал. А ты чего смотришь?
— Так, — Бычень даже на кликуху не обиделся, отвернулся от огня и потянулся к Игорю Николаевичу стаканчиком. — Плесни, браток, мутно что-то на душе.
— Давай, давай, не скупись, — поддержал его Грек. Выпил и помечтал: — Сейчас бы чифирку горячего, кровь бы в жилах так и забегала. Помню, когда я на «девятке» сидел, у нас такой мастер был чифирь заваривать!