- Принимай доски, деда Ваня, - объявил толстый мастер удивленному старичку.
- А вы-то как же? Как без ворот?
- Не модные они, прошлый век, - объяснил худой, - но хозяину молчок! Сами растолкуем.
И мастера отправились за второй створкой.
Еще через день приехал мужчина - хозяин избушки.
- Я дико извиняюсь за задержку, но проехать никакой не было возможности, - виновато объяснялся он с худым.
- Да, стихия играла, - соглашался худой, пересчитывая деньги и передавая долю товарищу.
- А где же ворота? - удивленно спросил хозяин, ковыряя пальцем дыры в столбах из-под гвоздей, а правильнее, костылей, размером чуть ли не трехсотого.
- Смыло в реку, - сухо отвечал худой, - стихия играла.
- Светопреставление, - вставил реплику толстый и принялся за колбасу, за которой успел слетать в магазинчик быстрее, чем ведьма на своем помеле.
Деда Ваня в это время раскручивал болты на петлях и передавал тяжелые, струганые доски- «пятидесятки» бабушке Нюре, которая укладывала их на чердак «стайки», подальше от недобрых глаз завистливых соседей.
... ...
«А теперь ответь мне, кому из этих вменю я грехи их? Тем, кто украл? Тем, кто принял краденое? Тому, кто не отдал платы наемникам в срок? Никому. Потому, грехи их покрывают друг друга».
... ...
Мужчины стояли промеж голых столбов, позади них жался полый дворик, внезапно освещенный вечерним солнцем и выглядящий босым и обобранным, а перед ними, по подсохшей деревенской дороге и начинающей уже привычно пылить, возвращалось домой маленькое стадо.
Впереди шел темный, с медной коричневостью шевелящихся гор на закате, бык, дыша из ноздрей паром и пламенем, шел с силой, будто сердясь, выкидывая вперед бабки и властно и твердо ставя на дрожащую землю широкие копыта, следом, тяжело переступая из-за тяжести вымени, шли медлительные, сытые коровы, останавливались, прислушиваясь и издавая трубный рев, обращенный к своим доильщицам, дальше шли две-три телушки, веселые, не наигравшиеся за день, а потом, вытанцовывая ножками, семенила белым кудрявым букетом с черными вкраплениями крохотная отара овец.
Позади всех на маленькой лошадке, неизвестно каким чудом выжившей в наше фантастически мертвое компьютерное время, ехал старик-пастух с бичом, перемотанным на теле через плечо.
Он даже и не взглянул на стоящих, а просто проехал, сложив руки на луку седла и глядя на спины коров, и лицо его было спокойно и величаво, как лицо человека не даром евшего свой хлеб.
...
И было из бури слово ко мне: «Иди и пей воду из-под ног твоих, из луж, колесами продавленных, мутных и глинистых, где плавают нечистоты и все мерзкое, и пей, как пес, склоняя голову свою и лакая, и ешь зерно худое, невареное, невызревшее, из колосьев трав полевых, и ешь, руками не касаясь, не обмолачивая, но, как вол, бери пучок в рот свой, так ешь траву».
И я пошел, и пил, и ел, но отторгал, ведь это было выше сил человеческих, и миновало дней десять или более.
И возопил я: «Вот, я голоден и жажду. Кто же ты, говоривший со мной?»
И был голос, подобный раскатам грома и шуму дождя: «Это я, Сущий».
И я упал на лицо мое и спросил: «Для чего велел ты, Господи, рабу своему пить воду с нечистотами и есть зерно сырое и пресное?»
И отвечал Господь: «Вода из луж грязевых - молоко свиньи для тебя, молоко обезьяны, молоко не с пастбищ изнуряющих, не трудное. Трава полевая для тебя - хлеб твой, несеяный, без пота твоего и крови твоей из мозолей твоих. И вот, устал я от тебя, человек лукавый. Сам упал и брату прощаешь и так попускаешь нечестивому и развратному и сыновьям дьявола. Что мне в покаянии твоем в грехах против ближнего твоего? Оно, как песок в глазах моих. Но ты наступил пятой своей на Слово мое и на Истину мою. Все твое собрание уловлено заботами века сего, все уклонилось от правды моей и учит ложно. За то, вот, отнимается священство от тебя, и язык говорящего прилипнет к гортани, и разумные станут глупы, и не услышат более голоса моего.
Вот, взглянул я на землю и на все дела человеческие, и всюду мерзость, неправда, кража и разврат. Всё истлело, всё порчено, и нет ни одного, кому бы велел я, взять камень в руку его и побить нечестивца. И весь народ ищет путей лукавых, и ест то, что не сеял, и жаждет того, чему не бывать, и всякий шаг его в ложь и погибель.
За то, вот, посылаю я ангела своего, Губителя, и очищу землю от скверны. И истреблю род твой испорченный - от стариков до младенцев.
Будешь молиться, и не услышу.
Будешь просить, и посмеюсь.
И воззвал я к Господу: «Когда же утихнет гнев твой, и кто спасется?»