В меморандуме Эллис подробно описал ход своих мыслей: «Следующий вопрос был очевиден. Может ли это быть выполнено при обычном зашифровывании? Можем ли создать надежным образом зашифрованное сообщение, которое сможет прочесть законный получатель без какого-то ни было предварительного секретного обмена ключом? Этот вопрос действительно как-то ночью, когда я лежал в кровати, пришел мне в голову, причем на доказательство теоретической возможности мне понадобилось всего несколько минут. Мы получили теорему существования. То, что представлялось немыслимым, на самом деле было возможно». (Теорема существования показывает, что конкретное решение возможно, но не затрагивает подробностей решения). Другими словами, вплоть до того момента поиск решения проблемы распределения ключей напоминал поиск иголки в стоге сена, причем была вероятность, что иголки там может и не быть вовсе. Однако благодаря теореме существования Эллис теперь знал, что иголка где-то там есть.
Идеи Эллиса очень напоминали идеи Диффи, Хеллмана и Мерк-ля, за исключением того, что он на несколько лет опережал их. Однако никто не знал о работе Эллиса, так как он был служащим Британского правительства и потому дал клятву хранить тайну. Похоже, что в конце 1969 года Эллис зашел в тот же тупик, что и стэнфордская троица в 1975 году. Он убедился, что криптография с открытым ключом (или, как он ее назвал, «несекретное шифрование») возможна, и развил концепцию раздельных открытых и секретных ключей. Он также знал, что ему необходимо найти специальную одностороннюю функцию — функцию, которая смогла бы стать обратимой, если получатель имел доступ к некоторому количеству специальной информации. К сожалению, Эллис не был математиком. Он поэкспериментировал с несколькими математическими функциями, но вскоре понял, что самостоятельно добиться большего не сможет.
На этом этапе Эллис представил свое открытие руководству. Какова была их реакция — до сих пор относится к засекреченным материалам, но в интервью Ричард Уолтон был готов изложить мне своими словами содержание различных меморандумов, которые были заменены. Он сидел с портфелем на коленях, так чтобы крышка его закрывала бумаги от моего взора, и бегло просматривал документы:
Я не могу показать вам бумаги, которые у меня сейчас есть, так как на них на всех все еще стоят сомнительные слова вроде «совершенно секретно». По сути, идея Джеймса дошла до самого главного начальника, который, как делают все начальники, перепоручил разобраться с ней, и чтобы на нее смогли взглянуть эксперты. Те заявили, что то, о чем говорит Джеймс, — истинная правда. Другими словами, они не могут отмахнуться от этого человека, посчитав его сумасбродом. В то же время они не могут представить себе, каким образом внедрить его идею на практике. Так что они поражены изобретательностью Джеймса, но им непонятно, как этим воспользоваться.
Следующие три года самые светлые умы ШКПС изо всех сил старались отыскать одностороннюю функцию, которая удовлетворила бы требованиям Эллиса, но ничего не вышло. В сентябре 1973 года к команде присоединился новый математик. Клиффорд Кокс недавно окончил Кембриджский университет, где он специализировался в теории чисел, разделе, который относится к чистой математике. Когда он пришел в ШКПС, он почти ничего не знал ни о шифровании, ни о призрачном мире военных и дипломатических средств связи, так что ему был выделен наставник, Ник Паттерсон, который инструктировал и направлял его первые несколько недель в ШКПС.
Примерно через шесть недель Паттерсон рассказал Коксу о «совершенно дурацкой идее». Он в общих чертах обрисовал теорию Эллиса относительно криптографии с открытым ключом и пояснил, что до сих пор никто не сумел отыскать требуемую математическую функцию. Паттерсон поделился с Коксом не потому, что ожидал от него, что тот попробует ее решить, а поскольку это была самая щекочущая нервы криптографическая идея. Однако в тот же день, чуть позже, Кокс принялся за эту работу. Как он объясняет: «Ничего особенного не происходило, так что я решил поразмыслить над этой идеей. Поскольку я работал в области теории чисел, было вполне естественно, что и думать я стал об односторонних функциях, с помощью которых вы можете что-то сделать, но вернуться обратно уже не удастся. Явными кандидатурами были простые числа и разложение на множители, и это стало моей отправной точкой».