Воздух стал очень тихим. Я почувствовала на себе пристальный взгляд Марии, взгляды всех остальных, но не поднимала головы. Что за жизнь ждет меня в Назарете без Иисуса? Теперь Иаков станет старшим, главой семьи; возможно, он сочтет необходимым найти мне нового мужа, как поступил с овдовевшей Саломеей. И ведь есть еще Антипа. В своем письме Иуда сообщал, что опасность для меня в Галилее уменьшилась, но не миновала полностью.
Меня охватила безысходность. Я поднялась и отошла прочь. Во мне волной поднималось осознание, которое в конце концов хлынуло наружу, обнажив истину, которую я знала, не подозревая об этом: Назарет никогда не был мне домом. Моим домом был Иисус.
Теперь, когда его нет, мой дом остался на склоне холма в Египте. Это Йолта и Диодора. Терапевты. Где еще я смогу отдаться чтению и письму? Где смогу присматривать и за библиотекой, и за животными? Где еще я смогу следовать велению сердца?
Я вдохнула, словно вернулась домой после долгого пути.
На другом конце двора Лави завязывал сумку кожаным ремешком. А что, если я разочарую Марию, причиню ей боль, потеряю навсегда? Мне стало страшно.
— Ана, что случилось? — окликнула она меня.
Я села рядом со свекровью.
— Ты не собираешься возвращаться в Назарет? — спросила она.
Я покачала головой:
— Я вернусь в Египет и буду жить там с тетей. Там есть сообщество духовных искателей и философов. Мое место среди них, — сказала я мягко, но решительно и стала ждать ответа.
— Иди с миром, Ана, ибо ты рождена для этого.
Эти слова были величайшим подарком мне.
— Расскажи нам о том месте, где ты будешь жить, — попросила Саломея.
Я с трудом сумела собраться, взбудораженная неожиданно скорым отъездом. К тому же мне не терпелось предупредить Лави и начать собирать провизию, но я терпеливо посвятила всех в историю терапевтов — общины, которая танцевала и пела всю ночь каждый сорок девятый день. Я описала разбросанные по склону холма каменные хижины, озеро у подножия, утесы на вершине и море, расстилающееся за ними. Я рассказала о монастерионе, где написала один из своих папирусов, и о том, как превратила другие в кодексы, чтобы сохранить навечно; поведала о библиотеке, которую пыталась привести в порядок, и о гимне в честь Софии. Моя речь текла и текла, и я поняла, как стосковалась по дому.
— Возьми меня с собой, — услышала я голос Тавифы.
Мы все повернулись к ней. Сначала мне показалось, что подруга шутит, но ее глаза смотрели на меня с предельной серьезностью. Я не знала, что ответить.
— Тавифа! — воскликнула Марфа. — Ты была нам как дочь все эти годы, а теперь из прихоти хочешь бросить нас ради чужого тебе места?
— Мне трудно это объяснить, — ответила Тавифа, — но я знаю, что мне предназначено быть там. — Она начала запинаться, слова выходили уже не такими четкими и правильными, словно ею управляла некая посторонняя сила.
— Но ты не можешь просто уйти, — возразила Марфа.
— Почему?
Вопрос застал Марфу врасплох.
Я посмотрела на Тавифу:
— Если ты всерьез намерена туда отправиться, то знай: жизнь в общине состоит не только из пения и танцев. Есть еще работа, пост, занятия и молитва. — Я не упомянула Харана и солдат из еврейского ополчения, которые пытались меня схватить. — А еще должно быть желание найти Господа, — продолжила я. — Иначе тебе не позволят остаться. Я не могу не предупредить тебя об этом.
— Я не прочь обрести Господа. — Тавифа успокоилась и говорила отчетливо. — Разве нельзя найти его в музыке?
Мне стало ясно: судя по последним словам Тавифы, Скепсида примет ее с распростертыми объятиями, признав в моей подруге свою. А если нет, то примет ее хотя бы ради меня.
— Не вижу причин, почему бы тебе не поехать с нами.
— А деньги? — поинтересовалась Марфа. Практичная Марфа.
Глаза у Тавифы расширились.
— Все мои деньги ушли на флакон нарда.
Я быстро прикинула в уме.
— Прости, Тавифа, но у меня хватит только на двоих. — Почему я не подумала об этом, прежде чем вселять в нее надежду!
Марфа торжествующее хмыкнула.
— Хорошо, что у меня есть деньги. — Она улыбнулась мне. — Нет причин удерживать Тавифу, если ей хочется пойти с тобой.
Моя отремонтированная сандалия лежала на коленях у Тавифы, готовая к долгой дороге в Иоппию. Подруга протянула ее мне, потом встала и обняла Марфу.
— Если бы у меня остался нард, я омыла бы им твои ноги, — сказала Тавифа.