Юноша ничего не ответил, лишь направил многозначительный взгляд на дверь под лестницей, которая вела в кладовую. Я медленно спустилась туда, ни капли не сомневаясь в том, кого обнаружу внизу. Мать встретила меня довольной улыбкой:
— Боюсь, твою прогулку придется отложить. Печь просто заросла грязью.
— И это не могло подождать до полудня?
— Разумеется, нет, — ответила она. — Кроме того, я кое с кем договорилась на сегодняшнее утро. У тебя будет гость.
Только не Нафанаил. Господи, нет. Только не он.
— Помнишь Тавифу?
И не она тоже.
— Зачем ты ее пригласила? В последний раз мы виделись два года назад.
— Она тоже недавно обручилась. У вас много общего.
Дочь одного из младших писцов, служивших под началом моего отца, Тавифа несколько раз навещала меня, когда нам обеим было лет по двенадцать, и тоже по приглашению моей матери. Все сходство между нами заключалось в том, что обе мы были девушками и еврейками. Больше у нас не было ничего общего. Тавифа не умела ни читать, ни писать и не стремилась научиться. Она любила прокрасться в комнату моей матери и порыться в ее духах и помадах. Ей нравилось устраивать игривые пляски, изображая то Еву, то Адама, а однажды даже змея. Она умащала мне волосы маслами и заплетала их в косы, распевая песни. Время от времени Тавифа пускалась в рассуждения о тайнах брачного ложа. Ее болтовня наполняла меня невыносимой тоской — кроме разве что разговоров о брачном ложе, отнюдь не скучных.
Даже тогда я понимала, что визиты Тавифы — всего лишь уловка, попытка матери отвлечь меня от учебы и прочих неподходящих девушкам занятий. Конечно, откуда матушке знать, что как-то раз Тавифа подкрасила соски хной и с гордостью продемонстрировала их мне.
Я бросила сердитый взгляд в сторону матери: теперь с помощью Тавифы она надеялась отвлечь меня от утренних прогулок. И хотя истинные мотивы, гнавшие меня в холмы, ей были неизвестны, она явно что-то подозревала. «Будь начеку», сказала я себе.
Тавифа осмотрелась по сторонам:
— Когда я заглядывала сюда в последний раз, твоя кровать была завалена свитками. Помню, ты читала один из них, пока я заплетала тебе косы.
— Неужели?
— Даже когда я запела, ты не оторвалась от своего занятия. Ты слишком серьезная! — Она добродушно рассмеялась, и я приняла ее замечание без комментариев, хотя было трудно удержаться и не сказать, что с годами моя серьезность только усугубилась.
Мы сидели на ковре в неловком молчании, угощаясь козьим сыром и миндалем, которые Лави приготовил нам на завтрак. Я посмотрела в сторону окна. Утро уже клонилось к полудню.
— Что ж, теперь мы обе помолвлены, — заявила она и принялась щебетать о своем женихе Эфраиме, которому шел двадцать второй год. Вскоре я знала о нем куда больше, чем хотелось бы: отец Тавифы обучал Эфраима премудростям службы дворцового писца, и теперь тому даже поручали работу с документами для одного из советников Ирода Антипы. Жених слыл небогатым, однако же «твердым в намерениях», что, по-моему, не очень-то говорило в его пользу, однако он в любом случае был бесконечно лучше супруга, которого выбрал для меня отец.
Я слушала вполуха и не задавала вопросов ни о дате свадьбы, ни о размере приданого.
— А теперь твоя очередь. Расскажи мне о своем суженом, — попросила Тавифа.
— Я бы предпочла промолчать. Он мне отвратителен.
— А вот мне Эфраим вовсе не отвратителен, хоть я и нахожу его уродливым. Вот если бы лицом и фигурой он походил на солдата, который провожает отца во дворец и обратно… — Она хихикнула.
Я тяжело вздохнула.
— По-моему, я тебе не очень-то по душе, — вдруг выпалила Тавифа.
От ее прямоты я подавилась кусочком миндаля и так закашлялась, что моей собеседнице пришлось наклониться ко мне и как следует стукнуть по спине.
— Прости, — извинилась она, — вечно я ляпну, не подумав. Отец говорит, что умом я слаба, а язык у меня и того хуже. — Она испуганно посмотрела на меня; в глазах уже стояли слезы.
Я обняла ее за плечи:
— Это мне следовало бы просить прощения. Я была груба с тобой. Сегодня утром я собиралась на прогулку по холмам, и твой визит… застал меня врасплох. — Я с трудом удержалась, чтобы не сказать «все испортил».
Она утерла щеки рукавом, кривя губы в недоверчивой улыбке.
— Я рада тебе, — добавила я, почти не покривив душой. Мне было стыдно, и захотелось приободрить Тавифу. — Спой мне. Обещаю, что не стану читать.
В комнате не осталось ни одного свитка, которым я могла бы соблазниться, но мне и правда хотелось услышать ее голосок.