Я уступила без боя. Тавифа смочила палец ароматным маслом и дотронулась до моего лба, как делают матери, когда дают имена своим детям:
— Нарекаю тебя Аной, подругой Тавифы. — Она хихикнула, так что трудно было понять, шутит она или говорит всерьез, но потом она посмотрела мне прямо в глаза и снова повторила: «Подругой Тавифы», — и я поняла, что это не просто шутка.
— Теперь твоя очередь, — сказала она.
Я погрузила палец в нард и коснулась ее лба:
— Нарекаю тебя Тавифой, подругой Аны.
На этот раз она не засмеялась.
Мы вернули все обратно в сундук и поспешили вон из комнаты, возбужденные и благоухающие, оставляя позади себя очевидные обонянию следы своего преступления.
Йолта поджидала нас в моей спальне. Она встряхнула систром, мелодично зазвеневшим. Тавифа запела и кивнула мне, приглашая последовать за ней, а потом закрыла глаза и закружилась в танце. Я тоже сомкнула веки, но стояла как истукан. «Ты слишком серьезная», — мысленно сказала я себе, а потом позволила рукам и ногам делать все что заблагорассудится. Я раскачивалась, словно молодой побег ивы, плыла по небу облаком, превратилась в ворона, стала слепой, которая притворяется зрячей.
Когда я случайно налетела на Тавифу, она взяла меня за руку и больше не отпускала. Мне ни разу не вспомнился Нафанаил. Я думала лишь о юноше с рынка, который помог мне подняться. Думала о своих свитках и чернилах. В темноте за прикрытыми веками я была свободна.
XI
В те дни, когда Тавифа не навещала меня, мы с Лави выходили из дома пораньше. Наш путь лежал через Сепфорис к южным воротам, где я останавливалась полюбоваться долиной. Это был настоящий ритуал: сначала я смотрела вниз, на облака и птиц, потом поднимала взгляд кверху, туда, где терялись в синеве острые кромки гор и вольный ветер приветствовал меня. Затем я спускалась по тропинке, петляющей между холмами, твердо намереваясь найти пещеру, где можно спрятать мои свитки и чашу для заклинаний. Время поджимало, хотя пока что мать не спешила учинить обыск в тетиной комнате. Возможно, ей просто не приходило в голову заподозрить нас в сговоре, но это могло случиться в любую секунду, и очень скоро. Каждое утро я в тревоге бросалась разыскивать Йолту, желая удостовериться, что сверток цел.
Мне и самой было непонятно, почему перспектива утраты тринадцати свитков, двух флаконов чернил, пары тростниковых перьев, трех чистых листов папируса и чаши вызывает у меня такое отчаяние. Лишь с течением времени я начала понимать, как много значили эти вещи. Они не только служили символом ускользающих из памяти историй, которые я жаждала сохранить; в них сосредоточилась вся сила моего стремления выразить себя, возвыситься над собственной ничтожностью, вырваться из привычного круга жизни и познать мир за его пределами. У меня было столько желаний.
Поиск подходящей пещеры превратился в навязчивую идею. Лави тоже рьяно взялся за дело, хоть и выказывал признаки беспокойства, когда я сворачивала с тропинки в глухие уголки, где в безлюдных зарослях водились барсуки, кабаны, дикие козы, гиены и шакалы. С каждым разом я забиралась все дальше и дальше от дома. Мы проходили мимо рабочих с известняковых каменоломен, женщин, стиравших одежду в быстрой воде, пастушков, которые сражались на посохах, воображая, будто это мечи, и молодых назаретянок, снимавших поздний урожай оливок. Время от времени нам попадался благочестивый человек, молившийся вдали от чужих глаз за скалой или под сенью акаций. Мы обошли десятки пещер, но ни одна из них не годилась: либо слишком доступная, либо уже кем-то занята, либо служит гробницей и вход запечатан камнем.
Наши блуждания по холмам не приносили результата.
XII
Мы редко собирались за столом все вместе, за исключением суббот, поэтому, когда мать настояла, чтобы мы разделили трапезу, я поняла: есть новости. Однако большая часть ужина сопровождалась отцовскими рассуждениями о пропаже золотых чаш из дворца.
— Но что тебе в них? — недоумевала мать.
— Это чаши из библиотек. Ими пользуются писцы и другие придворные служители. Сначала исчезла одна, потом вторая. Теперь недостает уже четырех. Антипа недоволен. Он поручил мне найти вора. А я даже не знаю, с какой стороны взяться за дело — я же не дворцовая стража!
Вряд ли причиной нашего семейного собрания служили затруднения отца.
— Хватит с нас краденой посуды, Матфей, — заявила, вставая, мать. Ее так и переполняли чувства, готовые вот-вот выплеснуться наружу. — У меня важные новости, Ана. Церемония помолвки состоится во дворце!