«Что бы ни случилось, это дело рук Иуды», — подумала я.
— Некий злодей намеренно поджег мои финиковые пальмы, — заговорил Нафанаил. — Половина рощи сгорела. Оливковые деревья не пострадали только потому, что я сообразил поставить дозорного, который вовремя поднял тревогу.
Отец перевел взгляд с ветки на гостя:
— И ты не придумал ничего разумнее, чем колотить в мою дверь и бросать доказательства мне под ноги? — Он, похоже, искренне не понимал, чем прогневил будущего зятя.
Нафанаил, этот коротышка, чья голова едва доходила отцу до щеки, сделал шаг вперед с видом надутого праведника. Теперь и отец узнает, кто виноват, потому что Нафанаил знал, я видела это. В памяти возникло серьезное лицо Иуды в микве.
— Рука твоего сына держала факел! — проревел Нафанаил. — Поджог устроил твой Иуда вместе с Симоном бар-Гиорой и его разбойниками.
— Нет, это ошибка! — вскрикнула мать, и мужчины подняли головы. Только тут Нафанаил увидел меня: он и не догадывался, что я здесь, но теперь даже издалека было заметно отвращение, которое я у него вызывала.
— Оставьте нас, — приказал отец, но мы, конечно, не послушались, лишь отошли от перил и напрягли слух. — Ты сам его видел? Точно он, ты уверен?
— Я собственными глазами наблюдал за тем, как он опустошает мой сад. К тому же твой сынок не дал мне усомниться. Он орал: «Смерть подлецам и богатеям! Смерть Ироду Антипе! Смерть Риму!» — Голос Нафанаила сорвался на крик: — «Я Иуда бен-Матфей!»
Я набралась храбрости подкрасться к самому краю балкона. Отец стоял спиной к Нафанаилу, пытаясь совладать с собой. Нет ничего хуже для женщин, чем быть отвергнутой, для мужчины же нет ничего страшнее позора, а сейчас отец погрузился в него с головой. Мне стало его жаль.
Когда он снова повернулся, его лицо напоминало маску. Он принялся расспрашивать Нафанаила о каждой детали: сколько человек тот видел, в котором часу они появились, на лошадях или пешком, в какой стороне скрылись. Пока он выяснял подробности, место стыда занял гнев.
— Есть причина, по которой Иуда из кожи вон лезет, называясь твоим сыном, — продолжал Нафанаил. — Он хочет навлечь на тебя немилость Ирода Антипы. Если это случится, Матфей… если ты потеряешь влияние на Антипу и не сможешь исполнять условия нашего договора, тогда к чему мне все это?
Неужто Нафанаил угрожает разорвать помолвку? О, Иуда, как ты умен! Конечно, Антипа не потерпит такого поведения от сына своего советника. Это вобьет клин между тетрархом и его подручным, лишит отца возможности выполнить свою часть сделки!
— Иуда мне не сын, — подал голос отец. — Не моя плоть и кровь: он приемыш, взятый из семьи жены. С этого дня он мой враг. Чужой мне. Если придется, я объявлю об этом перед самим тетрархом Антипой.
Мне было страшно взглянуть на мать.
— Я прослежу, чтобы его наказали, — продолжал отец. — Ходят слухи, что Симон со своими людьми укрылся на горе Арбель. Я пошлю солдат прочесать каждую расщелину, перевернуть каждый камень.
Работник рядом с Нафанаилом, тот, что принес ветвь, нервно поежился. «Пусть он окажется соглядатаем Иуды. Пусть предупредит брата», — мысленно взмолилась я.
Отец постарался на славу, усмиряя Нафанаила. Боюсь, даже хватил лишку. После ухода бен-Ханании отец удалился к себе в кабинет, а мать затащила меня в родительские покои. Когда дверь за нами закрылась, начался допрос.
— Зачем Иуде понадобилось совершать этот ужасный поступок? — кричала мне мать. — Зачем он назвал свое имя? Разве он не понимает, что настраивает Ирода Антипу против твоего отца? Неужели Иуда хотел наказать Матфея ценой собственной жизни?
Я молчала в надежде, что скоро она оправится от потрясения и тревоги, поток вопросов иссякнет и все будет кончено.
— Ты виделась с Иудой? Это ты его подговорила?
— Нет. — Ответ последовал слишком быстро. Ослушание удавалась мне куда лучше, чем заметание следов.
Мать закатила мне оплеуху.
— Матфею не следовало потакать тебе. Больше никаких прогулок по холмам с Лави! До церемонии ты не покинешь пределы дома.
— Если она состоится, — парировала я.
Она подняла руку и ударила меня по другой щеке.
XXII
В тот же день, когда последние неяркие лучи заката ложились на долину, мы с Йолтой вновь поднялись на крышу. На щеках у меня алели следы материнских пощечин. Тетя провела по ним кончиком пальца.
— Иуда говорил тебе, что собирается сжечь рощу Нафанаила? — спросила она. — Ты знала?