— Конечно, если это вас развлечет. — Она улыбнулась им обоим. — Еще что-то?
— Не теперь. — Жак улыбнулся и подал ей руку для поцелуя. — Я полагаю, сэр Невиль и я расквартированы над этой комнатой?
— Да. Располагайтесь, пожалуйста, и потом присоединяйтесь к нам за ужином. — Женевьева рассмеялась. — Если вы уплатите обычную цену путешественника, конечно.
Невиль уже собирался вставать.
— Цену? Какую цену?
— Ну, конечно, историю, — сказала она.
Он и брат Жак рассмеялись, и напряжение в комнате немного спало.
— Историю я обеспечу, — сказал Невиль. — Насчет этого не бойтесь.
— Она лжет, — сказал Жак. Он поклонился изображению Богородицы на стене, а затем перекрестился.
Невиль плюхнулся на единственный соломенный матрас в комнате. Он знал, что Жак ляжет спать на жестком деревянном полу, поэтому постели священнику не предлагал. Он стянул высокие сапоги и, нахмурившись, помассировал ступни.
— Не хотелось бы так думать, — сказал он. — Здесь довольно приветливо.
— Приветливо? Конечно, когда ты так изолирован, у тебя остается две возможные реакции на пришельцев. И одна из них — приветливость. Неважно, будут ли они действительно желанными гостями или нет.
— Так в чем она лжет? Ее люди обучены грамоте?
— О, нет; они умеют считать, но не умеют читать. Нет, дело в этом, — Жак похлопал по свертку в материи, лежавшему в центре одиноко стоящего в комнате стола. — Это не игра.
Невиль взглянул на него с беспокойством.
— Работа дьявола?
Жак рассмеялся:
— Вовсе нет. Но, думаю, посильнее, чем письмо. — Он развернул листки и сел на пол рядом с кроватью. — Тебе известны сочинения Туллия, сэр Невиль?
— Только некоторые речи. Мой отец полагал неразумным, чтобы я заучивался.
— Удивительно уже, что ты вообще умеешь читать, — с усмешкой сказал Жак. Невиль смотрел, как он развязал стопку страниц и начал раскладывать их неровным квадратом. — Если бы ты читал «Ad Herennium», мой дорогой Невиль, ты бы понял, что это система мнемоники. Посмотри на картинки: повешение Иуды, Луна, колесо. Несложные изображения, но окруженные странными деталями. Люди, отобравшие их у Родриго, посчитали листки за колдовство, и избили из-за них беднягу почти до смерти. На самом деле это всего лишь применение искусства памяти Туллия.
— Не понимаю.
— Вот отчего люди этой дамы способны так удачно торговать, — сказал Жак. — Они помечают в памяти все, что видят и слышат на рынке. В этой памяти, — он постучал по страницам. — Они знают, чего мало, а что в избытке. Они знают цены на все, и даже имена всех членов гильдии во всех городах, через которые они проходят. И псов членов гильдии. Если бы они были должным образом обучены Искусству, им не понадобилась бы даже эта подпорка, — он небрежно перебирал страницы, — но они могли бы запомнить сотню имен, если бы услышали их произнесенными однажды, — и они могли бы отличнейшим образом тебе их повторить через год..
— Я когда-то слышал о человеке, который такое мог. — Невиль перекатился на бок и потянулся за страницей. На ней были мужчина и женщина, прикованные друг к другу и держащиеся за руки. Над их головами парила корона. — Значит, никакого колдовства здесь нет, — сказал он с облегчением.
Жак покачал головой.
— Что-то все же есть. Иначе — зачем она нам солгала?
За ужином Женевьева Романаль была очаровательна. Она надела прекрасное зеленое платье, а волосы убрала в кружевной чепчик. Платье премило открывало ее грудь, и всякий раз, как Невиль обращал на этот факт внимание, все серьезные размышления из его сознания выметало. Тем более, что она так ему улыбалась.
Она пригласила Уоррела, священника, и своего альмистра[1] отобедать с ними.
Ход, конечно, был рассчитан, но к тому же настолько очевиден, что обезоруживал.
Жак намеревался переговорить с альмистром в любом случае, и теперь принялся за оленьим окороком обсуждать с ним благотворительность, а Уоррел, беспокойно наблюдал за происходящим. Очевидно было, что очень большую часть своих богатств Женевьева раздавала бедным. Торговля ради прибыли считалась противоправной, и Невиль с радостью убедился, что такого греха она избежала.
— А кто ваш попечитель? — спросил Невиль, накладывая себе третий кусок оленины.
— Мой попечитель? — Она моргнула.
— Кто распоряжается в этом поместье? — В его понимании вопрос был совершенно тривиален.
1
Стюард-благотворитель, от alms — подаяние (англ.), восходящего к alumentum (лат.). —