Сборник аль-Джахшияри до нас не дошел, не сохранились также и другие сказочные своды, называвшиеся «Тысяча и одна ночь», о которых скупо упоминают средневековые арабские писатели, По составу эти собрания сказок, по-видимому, отличались друг от друга, общим у них было лишь заглавие и сказка-рамка.
В ходе создания таких сборников можно наметить несколько последовательных этапов.
Первыми поставщиками материала для них были профессиональные народные сказители, рассказы которых первоначально записывались под диктовку с почти стенографической точностью, без всякой литературной обработки. Большое количество таких рассказов на арабском языке, записанных еврейскими буквами, хранится в Государственной Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде; древнейшие списки относятся к XI—XII векам. В дальнейшем эти записи поступали к книготорговцам, которые подвергали текст сказки некоторой литературной обработке. Каждая сказка рассматривалась на этой стадии не как составная часть сборника, а в качестве совершенно самостоятельного произведения; поэтому в дошедших до нас первоначальных вариантах сказок, включенных впоследствии в «Книгу тысячи и одной ночи», разделение на ночи еще отсутствует. Разбивка текста сказок происходила на последнем этапе их обработки, когда они попадали в руки компилятора, составлявшего очередной сборник «Тысячи и одной ночи». При отсутствии материала на нужное количество «ночей» составитель пополнял его из письменных источников, заимствуя оттуда не только мелкие рассказы и анекдоты, но и длинные рыцарские романы.
Последним таким компилятором был и тот неизвестный по имени ученый шейх, который составил в XVIII веке в Египте наиболее позднее по времени собрание сказок «Тысячи и одной ночи». Самую значительную литературную обработку получили сказки также в Египте, двумя или тремя столетиями раньше. Эта редакция XIV — XVI веков «Книги тысяча и одной ночи», обычно называемая «египетской»,— единственная, сохранившаяся до наших дней — представлена в большинстве печатных изданий, а также почти во всех известных нам рукописях «Ночей» и служит конкретным материалом для изучения сказок Шахразады.
От предшествующих, возможно, более ранних сводов «Книги тысячи и одной ночи» сохранились лишь одиночные сказки, не входящие в «египетскую» редакцию и представленные в немногих рукописях отдельных томов «Ночей» или существующие в виде самостоятельных рассказов, имеющих, однако, разделение на ночи. К числу таких рассказов относятся наиболее популярные у европейских читателей сказки: «Аладдин и волшебная лампа», «Али-Баба и сорок разбойников» и некоторые другие; арабский оригинал этих сказок имелся в распоряжении Первого переводчика «Тысячи и одной ночи» Галлана, по переводу которого они и стали известны в Европе.
При исследовании «Тысячи и одной ночи» каждую сказку надлежит рассматривать особо, так как органической связи между ними нет, и они до включения в сборник долгое время существовали самостоятельно. Попытки объединить некоторые из них в группы по месту их предполагаемого происхождения — из Индии, Ирана или Багдада — недостаточно обоснованы. Сюжеты рассказов Шахразады сложились из отдельных элементов, которые могли проникнуть на арабскую почву из Ирана или Индии независимо один от другого; на своей новой родине они обросли чисто туземными наслоениями и издревле стали достоянием арабского фольклора. Так, например, случилось с обрамляющей сказкой: придя к арабам из Индии через Иран, она утратила в устах сказочников многие первоначальные черты.
Более целесообразным, нежели попытку группировать, скажем, по географическому принципу, следует считать принцип объединения их, хотя бы условно, в группы по времени создания или же по принадлежности к социальной среде, где они бытовали. К древнейшим, самым устойчивым сказкам сборника, возможно существовавшим в той или иной форме уже в первых редакциях в IX—X веках, можно отнести те рассказы, в которых сильней всего проявляется элемент фантастики и действуют сверхъестественные существа, активно вмешивающиеся в дела людей. Таковы сказки «О рыбаке и духе», «О коне из черного дерева» и ряд других. За свою долгую литературную жизнь они, по-видимому, многократно подвергались литературной обработке; об этом свидетельствует и их язык, претендующий на известную изысканность, и обилие поэтических отрывков, несомненно вкрапленных в текст редакторами или переписчиками.