Настоящий вопрос, дает он понять в том же письме немного выше, заключался для него в том, как представить произведение читателю после выхода в свет Властелина Колец, когда, как он полагал, лучшее время уже упущено:
«Я по-прежнему боюсь, что публикация потребует огромного труда, а я вожусь слишком медленно. Легенды надо переработать и согласовать друг с другом (они создавались в разное время, некоторые — много лет назад), увязать с ВК и внести в них некую последовательность. Простые приемы вроде путешествия или поиска здесь уже непригодны.
Меня терзают сомнения относительно этой затеи…»
Когда после его смерти возник вопрос о публикации «Сильмариллиона» в той или иной форме, я не придал значения этим сомнениям. Эффект «отблесков мощного исторического пласта, служащего повествованию фоном» во Властелине Колец неоспорим и чрезвычайно важен, но я не думал, что эти «отблески», использованные в нем с таким мастерством, будут препятствовать любому дальнейшему углублению в этот пласт.
Литературное «ощущение глубины, возникающее., благодаря вкрапленным в него [Властелин Колец] песням и отступлениям» не может служить критерием оценки произведения, выполненного в совершенно ином стиле: это означало бы рассматривать историю Древних Дней прежде всего или даже исключительно с точки зрения ее ценности как художественного приема, использованного во Властелине Колец. Так же не стоит механически относиться к приему возвращения в выдуманное прошлое, к смутно обрисованным событиям, чья прелесть заключается в этой самой смутности, как будто более полный рассказ о могущественных королях Нарготронда и Гондолина предполагал бы опасное приближение ко дну колодца, в то время как подробное повествование о Творении означало бы касание этого дна и окончательную утрату ощущения глубины — «когда ты уже опустился на самое дно».
На самом деле все совсем не так, вернее, не совсем так. «Глубина», о которой речь, подразумевает лишь взаимосвязь между разными временными слоями или уровнями одного и того же мира. Невообразимая древность незапамятных времен будет обязательно и непрерывно ощущаться при условии, что у читателя есть место, наблюдательный пункт в воображаемой истории, с которого он смотрит в прошлое. И этот необходимый наблюдательный пункт возникает благодаря уже тому обстоятельству, что Властелин Колец вызывает мощное, физически воспринимаемое ощущение потока времени, гораздо более мощное, чем способны создать голая хронология или список дат. Чтобы прочесть Сильмариллион, следует представить себя в Средиземье конца Третьей Эпохи, добавив к Сэмову «Здорово!» желание узнать обо всем этом побольше. Более того, приданная Сильмариллиону сжатая форма, его очерковая манера вместе с намеками на стоящие за ним века поэзии и познания создают ощущение «нерассказанных преданий» даже по ходу изложения этих преданий, постоянно удерживая необходимую дистанцию. Повествование разворачивается неспешно, читателя не гнетет предчувствие того, что вот-вот что-то случится. Самих Сильмарилей мы на самом деле не видим, как видели Кольцо. Создатель «Сильмариллиона» (используя его собственные слова об авторе Беовульфа) «рассказывает о делах далеких и исполненных печали, и его искусство вонзает в сердце острие давнего и непоправимого горя».
Как теперь стало окончательно ясно, у отца было большое желание опубликовать «Сильмариллион» вместе с Властелином Колец. Я не касаюсь вопроса об осуществимости и целесообразности этого в то время, так же как не строю никаких предположений о последующей судьбе такой объемистой и разноплановой тетралогии или квадрилогии, или о разных планах, которые мог бы строить отец после того, — ибо дальнейшее развитие собственно «Сильмариллиона», истории Древних Дней, было бы прекращено. Однако с посмертной публикацией «Сильмариллиона» почти четверть века спустя естественный порядок представления «средиземских дел» оказался поставленным с ног на голову. Весьма спорно благоразумие решения опубликовать в 1977 году версию первоначального «легендариума» как самостоятельное и самодостаточное произведение. Книга, не сопровождаемая хотя бы намеком, что это такое и откуда (в том, вымышленном мире) взялось, повисла в пустоте. Сегодня я полагаю эту публикацию ошибкой.