Пир – место, где его участники могли получить высшее эстетическое наслаждение. Его побуждали разные объекты: как живые существа, так и рукотворные предметы. Первыми служили флейтисты или флейтистки, танцовщицы или танцовщики, причем последними могли становиться сами участники пира, например юноши-эфебы, изображаемые на афинских вазах VI–V вв. до н. э. Вторыми – амфоры, кратеры, килики, канфары, котилы, в которых вино приносилось, смешивалось, из которых оно пилось, которые позволяли играть в коттаб – одну из самых «куртуазных» забав древности, – соревнуясь на меткость. Чаще всего чаши «говорили». На них изображались красивые мальчики и гетеры, пьющие и произносящие речи симпосианты. Их дополняли Дионис, его спутники-сатиры, гроздья винограда, бродильные чаны, кратеры, полные божественным напитком. Содержимое сосуда выливалось на глиняную поверхность, и алхимический подвиг Диониса, символически изображенный на ней, готовил человека, держащего в руках чашу, к его повторению. Чаши прямо призывали пирующего: «Выпей меня!», «Налей неразбавленного!», «Одним залпом!»
Пир был признанным местом для эротических развлечений, ухаживаний, а порой – и для настоящих оргий, характер которых у современной пуританской культуры вызывает множество вопросов. На пиру собирались мужчины; если там появлялись женщины, то это были либо музыкантши и танцовщицы, либо гетеры. Последние, впрочем, нередко объединяли в себе все перечисленные выше функции. Так называемые «эротические» сцены, довольно распространенные на греческих вазах (и не только на них, но монументальная античная живопись сохранилась очень плохо), демонстрируют нам самые разнообразные излишества, которым предавались греки на этих «мальчишниках». Но совместные удовольствия становились для эллинов еще и стимулом к единству – и на поле боя, и на народном собрании. Подобные, спаянные общим досугом, группы людей играли огромную роль в жизни античных полисов, составляя основу для того явления, которое сейчас назвали бы политическими партиями.
Наконец, пир выступал элементом торжественного общения с богами. Часто ему предшествовал ритуал, сопровождаемый жертвоприношением. Одетые в чистые одежды, увенчанные веками, отведавшие вместе с богами мяса жертвенного животного, древние эллины переходили к «крови Диониса» – вину. Существовал определенный порядок возглашения тостов. Так, третья чаша обязательно посвящалась Зевсу Сотеру (Спасителю). Этому обычаю следует даже Сократ, как следует из платоновских диалогов, говоря: «третью чашу – Спасителю», когда в третий раз подступается к какому-либо предмету своей беседы.
Опьянение, охватывающее участников пира, принималось как дар Диониса, которым нужно пользоваться с умом, чтобы суметь унести свое тело, наполненное вином, на собственных ногах. На этот счет существовало немало предостережений. Афинский комедиограф Евбул, живший в IV в. до н. э. утверждал, что после трех чаш здравомыслящему гостю следует удалиться домой, четвертая чаша – для тех, кто соревнуется в умении пить залпом, пятая чаша вызывает крики за столом, после шестой гости теряют власть над собой, после седьмой начинается драка, восьмая может довести до тюрьмы, от девятой приходят болезни, а десятая сводит с ума. Римский философ и писатель Апулей (II в. н. э.) говорил: «Первая чаша способствует жажде, вторая – веселью, третья – наслажденью, четвертая – безумию»[1].
В возможность сойти с ума из-за неумеренного потребления вина греки верили всерьез. Безумие, которое наслала на Диониса ревнивая мачеха, Гера, могло передаваться и тем, кто причащается «крови» виноградного бога. Древнегреческий историк Тимей из Тавромения (IV–III вв. до н. э.) рассказывал, что в сицилийском городе Акрагант однажды компания юношей допилась до такой степени, что вообразила себя оказавшейся на корабле во время бури. Они начали выкидывать из дома утварь, чтобы разгрузить готовый пойти ко дну корабль, и не слушали уговоров прибежавших на шум соседей. На следующее утро «корабельщиков» повели в суд. Их качало и мутило, они утверждали, что страдают от морской болезни и всерьез оправдывали разгром, который устроили в здании, необходимостью избавиться от лишнего груза. Один из них назвал судей «тритонами» и доверительно сообщил, что прятался от волн на самом дне трюма. Поняв, что выпивохи находятся в невменяемом состоянии, судьи отпустили их, напоследок запретив пить вино в подобных количествах. В ответ на это юноши торжественно поклялись: «Если мы спасемся от этого страшного шторма и достигнем гавани, то на родине, рядом с изображениями морских божеств, поставим статуи вам – нашим спасителям, столь счастливо нам явившимся!»
1