С одной стороны коробочки виднелись два крохотных отверстия, а ниже латиницей было написано SAMSUNG. С другой – стекло с видными отпечатками пальцев и несколькими царапинами, под которым была чернота. По торцу у коробочки тоже имелось несколько кнопок и пара отверстий.
Раз прибор и два прибор, - подумал Торопов. – Ну и?..
Попытался понажимать кнопки. На большом прямоугольнике, потом на маленькой плоской коробочке. Ничего. Осмотрел провода. С одной стороны массивная вилка для розетки, с другой - странный наконечник. Ещё одна вилка, а на другом конце провода – маленькая плоская металлическая штуковина. А вот ещё: с одной стороны штырёк, с другой стороны провод раздваивался, и на его концах были две круглые штуковины с мягкими резиновыми насадками.
Штырёк вроде бы подходил к одному из отверстий, но легко он не вставлялся, а давить сильнее Торопов не решился. Провозившись с непонятными приборами около часа, он сдался. Снова спрятал их в холщовый мешок, завернул, спрятал в старом покосившемся буфете. Сел за стол и задумался.
Не то, что учитель почувствовал разочарование. Однако надежда на то, что он разберётся в новых артефактах из Будущего так же быстро и легко, как в чудо-зажигалке и странном карандаше, не оправдалась. И теперь нужно было решать, что делать дальше?
Можно было плюнуть на всё, выбросить эти непонятные штуки, а лучше закопать от греха… И жить дальше, будто ничего не случилось.
Только вот зачем тогда он ездил в Крюково? Зачем привёз оттуда эти странные предметы?
Ещё можно было отдать вещи из Будущего зятю и умыть руки. Пусть Органы разбираются. Этот вариант был ещё хуже и грозил многочисленными вопросами. В том числе: зачем учитель симулировал потерю памяти. Поверят ли ему, однажды совравшему?..
Торопов потёр шрам на левом виске – след от осколка, который случайно зацепил его в двадцатом году в Северогорске во время уличных боёв.
Больше всего его тянуло туда – к даче на улице Тургенева № 6. У него не было сомнений, что запись на клочке бумаги, которую он украл у доктора Бубенчикова, была сделана таким же самым «карандашом» из прозрачного текстолита, как показывал ему участковый Краюхин. А это означало, что не так уж и далеко уехали пришельцы из Будущего.
Хоть бы одним глазком на них глянуть!
Он встал, подошёл к круглому зеркальцу на книжной полке, глянул в своё отражение и спросил у него:
- А что, собственно, мешает?..
На следующее утро Торопов пошёл на улицу Тургенева. Прошёл мимо нужного адреса в одну сторону. Посидел на лавочке в конце улицы. Прошёл в другую. Снова посидел, теперь уже неподалёку, поглядывая через невысокий забор на дачу под номером шесть. И ему повезло. Сначала он увидел, невысокого мужчину, в штанах и майке навыпуск, который вышел из этого дома покурить на лавочке у крыльца…
Потом оттуда же появился босоногий мальчик, лет девяти в шортах и матросском костюмчике, который, размахивая пустым ведром, сбегал до колонки за водой.
В задумчивости Торопов вернулся домой, сел ужинать холодной кашей с молоком. Вдруг подскочил с табуретки, бросился к полке, на которой лежала та самая бумажка.
Нет, написано было именно «Тургенева, 6». Чётко и разборчиво. Но тогда что за ребёнок там находится? Тоже переместился из Будущего? Бред!
Учитель почесал затылок, потом взъерошил волосы на голове. Он ничего не понимал.
А понять хотелось. Очень!
На следующий день он снова прошёлся туда - обратно по улице Тургенева. Снова посидел на лавочке, наблюдая за жизнью дачников из дома № 6. Ещё раз увидел мальчика в матроске, который в компании с ещё одним, постарше, выбежал из калитки и оба помчались куда-то по своим делам.
Этого, постарше, Торопов знал. Звали его Пётр Копейкин. Он учился в местной школе в шестом классе. Отца у мальчика не было, а мать посадили за пьяную драку. Нынче он жил у своей тётки на другом конце деревни. Парень был себе на уме и ни в какую не шёл на контакт. Хотя, с другой стороны, учился хорошо.
Увидел он и мужчину. В тех же брюках, но теперь ещё и в рубашке, он вышел из дома, закрыл дверь на навесной замок и двинулся в сторону рынка. Торопов на расстоянии двинулся следом, рассуждая, что, если и есть раненая «сестра», про которую этот мужчина рассказывал доктору Бубенчикову, то она осталась в доме. И это получается – трое. Где остальные? Сарафанов говорил о пятерых! Прячутся в доме? Зачем?