Володарский вздохнул, взял пачку папирос, подхватил под руку учителя, который всё никак не мог отвести взгляда от заставки на экране, и вышел с ним на улицу, прикрыв за собой дверь.
По очереди закурили, не спеша обошли дом. Никого. И следов чужих вроде бы не видно.
- Вот и славно, - подытожил обход Володарский.
Присели на лавочку у крыльца, молча выдыхая дым.
- Расскажите мне про Будущее, - нарушил молчание Торопов.
- Далось оно вам, - устало сказал Володарский. – Ну, расскажу я вам, думаете - легче станет?
Он повертел в руках дымящую папиросу:
- Что ж у вас табак такой дрянной?
Торопов, молча, смотрел на него.
- Я, когда мне было лет двенадцать, читал один рассказ. Фантастический. Пишут у вас тут уже фантастику?
- А как же, - с обидой в голосе ответил учитель. – Немцов, Беляев, Адамов… Вы нас уже за полных дикарей не держите.
- Не обижайтесь, - вздохнул Владимир. – Навалилось всё. Никак не переварю, что в Прошлом оказался. Понять, понимаю. А вот принять – никак. Всё жду, что из-за угла выйдет Валдис Пельш с криком: - И это программа «Розыгрыш»!
Он посмотрел на Торопова, который ничего не понял из последнего предложения, усмехнулся:
- Не обращайте внимания. Так вот, читал я рассказ… или повесть? Не помню. И в нём неандертальцы для охоты на мамонта всё пытались изобрести копьё с парусом .
- С парусом? – переспросил Торопов. – А парус копью зачем?
- Для большего разгона. А-то обычным шкуру пробить не получалось, - усмехнувшись, ответил Владимир. – И ведь неподалёку первобытные люди уже вполне себе додумались убивать мамонтов с помощью ловушек. Загоняли в яму и добивали. Неандертальцы это видели, но брать на вооружение такой метод охоты не хотели. Всё возились со своим копьём. Приговаривали: вот ужо как сделаем, как забьём мамонта – всех удивим. Заодно и наедимся от пуза. А пока - голодали. Вымирали. Пока не вымерли совсем.
Помолчали.
- И к чему вы сейчас это рассказали? - не выдержал Торопов.
- К тому, что в семнадцатом году у вас к власти пришли очередные изобретатели копья с парусом.
Учитель поперхнулся дымом, закашлялся, отбросив недокуренную папиросу в сторону. Вытер выступившие слёзы рукавом рубахи и сиплым голосом спросил:
- Мы тоже вымрем?
- К счастью - нет. Хотя пару раз на грани постоите. Но вот рассказывать про это мне не хочется.
- Почему? Ведь можно предупредить, избежать.
- Можно, - кивнул Володарский. – Только не было бы от этого предупреждения хуже?
- Как - хуже?Допустим, если предупредить о войне, о какой-нибудь крупной ошибке, приведшей к потерям или проигрышу в сражении, какой вред от этого будет?
- А какая польза? Захочет, допустим, один упырь из нынешних правителей, начать войну, в которой прольются реки крови и в которой он проиграет. А тут мы с предупреждением. Ну и что? Он не начнёт войну? Начнёт! Исправит то, что посчитает ошибками, и начнёт. Ещё и объявит наше предупреждение божественным промыслом.
- Можно предупредить тех, на кого он нападёт.
- Можно. И что? Что бы достойно отразить врага, нужно давать дорогу инициативным, не зажимать талантливых, быть терпимым к чужому мнению. То есть, нужно менять не командиров, а саму систему государства. Захочет этого тот, кто ради власти уже тучу народу перебил и ещё перебьёт?..
В этот момент открылась дверь, и голос Тони позвал:
- Виктор Степанович, можно вас на минутку?
- Да? – обернулся к ней учитель.
- Вы какой иностранный язык в школе учили?
- Немецкий, английский и латынь, - промямлил учитель, удивлённый таким вопросом. – Но детям в школе преподаю только немецкий. Я его лучше всего знаю. Специально для «Фауста» выучил. Что бы в оригинале читать.
- Повезло, - пробормотала девушка, выходя на крыльцо. – Опять. Ох, не нравится мне эта полоса. Это ж как потом нам мироздание вломит, если сейчас так благоволит!
- Дело в том, что нужно будет перевести кое-какой текст с немецкого языка, - негромко сказала Тоня учителю. – Поможете?
- Конечно, - согласно кивнул Торопов. – А что за текст?
- А вот сейчас и посмотрим, - Тоня поманила Торопова за собой в дом. Остановилась на пороге и подмигнула Владимиру. – Докуривай и приходи.
Когда дверь закрылась, тот схватился за голову и тихо застонал.
Сбывались его самые мрачные прогнозы.
Навалилась апатия.
Он сидел на лавочке у крыльца и невидящим взглядом смотрел куда-то в далёкую даль.
Пустота и усталость – вот два чувства, которые не покидали Владимира с того момента, как он очнулся в снегу, держа в руках голову своего друга.
Плюс постоянный стресс, плюс постоянный страх чем-нибудь себя выдать. А уж после перестрелки в поезде… Кошмары по ночам, приступы беспричинной паники. Тоне, он видел, тоже приходилось несладко. А тут ещё это ранение.