- Погоди, - встрепенулся Володарский. – Торопов это тоже читал?
Тоня кивнула.
- То есть про войну он в курсе? Чёрт! Что ты ему рассказала?
- Да я сама мало что знаю. Не моя тема. Так что - без подробностей. Ну, война. С немцами. Начнётся в сорок первом, закончится в сорок пятом. Да, и Крым на какое-то время окажется под оккупацией. Немецкой. И румынской. Или только немецкой?
Володарский в полголоса выругался.
- Ох, чую я, не сегодня, так завтра ждёт меня вечер вопросов и ответов. И вот что я ему буду рассказывать?
- Расскажи правду, - пожала плечами Тоня.
- Правду, - повторил Владимир и криво усмехнулся. – Не вышла бы та правда боком.
- Почему? – удивилась девушка. – Во-первых, ему никто не поверит. А во-вторых, если он всё-таки предупредит Сталина, может, удастся избежать таких жертв.
- Ты потише с фамилиями, - понизил голос Володарский. – А то есть тут категория особо бдительных граждан. Не хватало, чтоб кто-нибудь из соседей на нас донёс, что мы имя вождя произносим всуе.
- Возвращаясь к теме, боюсь, всё совсем не так просто, как кажется, - продолжил он. – Это одного человека легко предупредить: не ходи, мол, в подворотню – зарежут. Другое дело – предупредить целое государство. Здесь, как в математике: законы для малых чисел одни, для больших - другие. И потом, как ты себе это представляешь? Вот так возьмут и поверят? Без доказательств? Ему нас придётся предъявлять, а мне всю оставшуюся жизнь провести в клетке не хочется.
- Ну, почему сразу нас предъявлять? - спросила Тоня. - Разыграет из себя Вольфа Мессинга. Я сериал про него недавно смотрела. Скажет, что он типа крутой провидец. Предскажет что-нибудь из ближайшего в мировой политике… В ноуте специальная папка имеется – «События».
- Какой из Торопова провидец? Тут врать надо уметь. А этого он не умеет от слова совсем. Этот, - не желая называть имени, Володарский указал пальцем в потолок. - Скорее поверит, что Торопов засланец от врагов и выдает малую правду, чтобы потом обмануть по-крупному, чем признает, что вся его предвоенная политика - отстой. И что не видать ему Земшарной республики Советов, как своих ушей.
- Какой республики? – переспросила Тоня.
- А, - Владимир махнул рукой. – Были планы захватить весь Земной шар и установить всемирную республику Советов. Троцкий, по-моему, придумал. И хоть его из Союза выперли, от идеи не отказались. Потому и клепают сейчас танки да самолёты в не мерянном количестве. А в колхозах дети голодные бегают.
Вечером Володарский отправился к Александровым, где слегка дрожащим от волнения голосом зачитал первые четыре главы «Эры милосердия». Остановился на том, как Жеглов рассказывал Шарапову свои шесть правил.
Кроме самого Александрова в комнате находились давешние два писателя, с которыми Владимир поспорил, начальник какого-то треста с женой и невысокий худой , бритый налысо мужчина, в военном френче который при знакомстве представился вторым секретарём обкома Андреем Сергеевичем Клёновым. Именно на него посмотрели все присутствующие, пытаясь угадать реакцию, когда Владимир, закончил чтение и потянулся за стаканом с водой – у него пересохло в горле.
Клёнов медлил, курил папиросу, глядя куда-то мимо, и это некоторые посчитали дурным знаком. Один из писателей начал было про слабое литературное отображение и поверхностный сюжет, когда обкомовец, наконец, заговорил.
- А мне понравилось, - сказал он. – Вы Владимир, никого не слушайте. Пишите. Очень у вас живые образы получились. И как допишите, один экземпляр – мне. Лично поспособствую, чтоб напечатали.
После такого вердикта остальных как прорвало. Жали руку, хлопали по плечу. Даже начавший, было, критиковать писатель, и тот - пожелал успеха. В общем, вечер прошёл в душевной атмосфере. Провожавший до калитки Александров несколько раз напомнил, что к следующим выходным его ждут с продолжением.
Несмотря на это, Владимир особо не обольщался. Он только теперь понял, насколько крамольным выглядит творение Вайнеров для этих времён. Конфликт Жеглова с его «вор должен сидеть в тюрьме, и людей не беспокоит, как я его туда упрячу!» и Шарапова, считавшего, что «если закон один раз подмять, потом другой раз, потом начинать дырки в следствии затыкать, как нам с тобой будет удобно, то это не закон будет, а кистень!», звучал чуть ли не вызовом существующему положению дел в правоохранительной системе. И то, что позднее Жеглов не выпускал из тюрьмы Груздева – доказано невиновного человека, «Будет сидеть, я сказал!», лишь подливало масла в огонь.
Дома его ждали Тоня и учитель.