Чира смотрел на него бесстрастным взглядом, хотя у него так и чесались руки врезать этому комиссарчику по уху.
- Короче, последнее тебе и твоей банде предупреждение, - сказал Гараев. – Не подчинитесь нашим требованиям, будет вам худо.
Чира, не отрываясь, смотрел ему в глаза. Его противник тоже взгляда не отводил.
- Вот, - нарушил Тимофей молчание и протянул Чире свёрнутый в трубку лист ватмана. – Здесь всё.
Чира не двинулся. Тогда Гараев уронил бумагу с требованиями на песок ему под ноги.
- Сроку вам, до понедельника. Не выполните – пеняйте на себя.
- Пошли, Колян, - махнул он рукой трубачу.
«Атаману банды подкулачников и недобитых нэпманов Петру Копейкину по кличке Чира и всем членам его шайки – ультиматум! В виду того, что все вы есть недобитые нэпманы и грабители огородов мирных жителей, пионерская дружина посёлка Грабуны приказывает вам, трусливым негодяям:
Не позднее утра понедельника 22 июля 19… года атаману разбойников Копейкину явится в штаб пионерской дружины посёлка Грабуны со списком всех членов его белогвардейской шайки.Все деньги, в размере не менее пятисот рублей, которые Копейкин отнял у своих подельников и выпросил у дачников, должны быть сданы командиру пионерской дружины Тимофею Гараеву.
В случае отказа от этих требований, пионерская дружина посёлка Грабуны оставляет за собой полную свободу действий
Примечание: тем членам банды Копейкина, кто раскается в своих преступлениях, напишет письменное чистосердечное признание в своих преступлениях и все, что он знает о преступлениях других членов шайки, будет объявлена амнистия».
Чира закончил вслух читать написанное, свернул снова ватман в трубочку, положил рядом на песок. Достал из кармана пачку папирос. Закурил.
- А что значит: полную свободу действий? – обернувшись, спросил Гейка.
Он стоял у реки, бросая в воду камешки. Остальные ребята из их компании, как только ушли пионерские парламентёры, по-быстрому сбежали, сославшись на домашние дела.
- Что захотим, то с вами и сделаем – вот что это значит, - перевёл Чира.
- Ну да! Так ты им и дашь! - сказал Арбузян.
Посмотрел другу в глаза и с надеждой спросил:
- Ведь не дашь же?
- Конечно, - как-то невпопад, ответил Чира и пробормотал. – Знать бы, что этот гад задумал. Ведь не просто так он на солнышко выполз. Чую затевает что-то.
- А почему он про пятьсот рублей написал? – спросил Гейка. – Неужто у тебя есть такие деньжищи?
- Откуда? – невесело усмехнулся Петька. – Он для того столько и написал, чтоб я отдать не смог. Не желает он меня в свою компанию.
Он посмотрел на приятеля и добавил:
- А теперь и тебя тоже.
- Ну и пусть, - сердито буркнул Сергейка Гарбузян и снова бросил камень в реку. – Я к нему и не просился.
- Пятьсот рублей, - мечтательно сказал Чира. – Будь у меня столько, давно бы уехал отсюда в Одессу.
- Куда? - спросил малёк.
- В Одессу, - повторил Чира. – Это город у тёплого моря за тысячу километров отсюда. Поступил бы в мореходное училище, выучился бы на моряка…
- Вот что, - сказал вдруг Гейка. – У меня на хуторе двоюродная сестра живёт, Оксанка. Она с одним пионером, Ванька зовут, через дом соседка. Ванька этот никаких секретов не может хранить, всё ей разбалтывает. Схожу-ка я к ней в гости, попрошу, пускай Оксанка этого болтуна порасспрашивает. Может, чего узнаю…
- Ну, давай, - кивнул Чира. – Я тоже кой-кого напрягу. Ох, чую, большая нам пакость готовится. Если что, подходи на развалины, расскажешь, что узнал.
На том и порешили.
Ближе к вечеру Чира сходил к Нюрке, дочке молочницы. Та иногда по утрам торговала сметанной и творогом на привокзальном рынке и знала все слухи, которые бродили по посёлку. Завидев Чиру, Нюрка, стиравшая какие-то тряпки в деревянном корыте, приветливо улыбнулась, вытерла руки о передник и открыла гостю калитку. К сожалению, ничем особым она Чиру порадовать не смогла. Ничего такого про Грабуновских пионеров она не знала. Разве что заметила на днях, как Ладыгин и ещё двое с хутора крутились у пункта приёма стеклотары.
Киоск этот ещё во времена НЭПа поставил местный кулак Демьян Афанасьев, но дело не задалось. Плоховато у местных было со стеклотарой. Афанасьева давно раскулачили и увезли неведомо куда, а пункт этот всё стоял заброшенной будкой с наглухо заколоченным окном в дальнем углу рынка возле деревянного нужника.
Вечером Чира, как обычно, зашёл за Славкой и узнал, что тот заболел. Огорчился, конечно. Тоня дала «трёшку» и попросила добыть мёда. Пока он бегал к сторожу колхозной пасеки, стемнело. Чира темноты не боялся. Но нынче кольнуло сердце нехорошее предчувствие. Он даже поколебался: идти – не идти к развалинам церкви, где обычно собиралась компания привокзальных.