Двое в робах молча приблизились к юноше вплотную, затем один из них приказал ему снять свои одежды.
— Ну, знаете, это не совсем нормально. Ребята в Академии рассказывали о таких, как вы, мужелюбах...
Никакой реакции. Лишь один из белых одежд ухмыльнулся.
— Снимай одежды, маг, а не то, Единый, клянусь тобой, мы тебе поможем.
Тода послушно принялся снимать свой пояс, сандалии и прочее.
— Неужто до полного обнажения?
— Всю одежду, маг, — произнёс второй с совершенно бесстрастным лицом.
— Ну, если вам так хочется поглазеть, рассматривали бы и дальше друг у друга...
Полностью раздевшись, Тода почувствовал себя крайне неуютно. Его спокойная уверенность в себе таяла, как снег под весенним солнцем. Он вновь оказался на краю пропасти отчаяния и паники, потому попытался снова разговорить белоробых.
— Так что же всё-таки это? Что у них на шеях? Какое-то странное ожерелье.
Двое молча собрали одежду и атрибуты. Когда они закончили, то повернулись к выходу из кельи. Юноша решил было, что ответа он не получит, когда тот, кто ранее проявил хоть какие-то эмоции, обернулся. На его лице снова играла ухмылка.
— Если тебе это так уж интересно.
Он указал на сжавшийся от холода и стресса мужской орган юноши.
— У Старших Сынов есть обряд посвящения, очень жестокий. Чтобы доказать свою преданность служению Единому, а также Верховному Отцу, они отказываются от благ и соблазнов материальной жизни во всех проявлениях. Одежда, роскошь, дома, разнообразие в пищи, вино и женщины, — его ухмылка превратилась в хищный оскал, — Ты же знаешь, для чего нужны твои крохотные причиндалы?
Тода закрыл рукой то, на что указывал этот тип.
— Они сами отрезают свои ты-понял-что и наносят себе три глубоких пореза, от плеча до плеча, по груди. Каждый из порезов несёт в себе определённый смысл. Но тебе больше интересно не их или наша философия, религия, вера, а лишь то, что же это, как ты выразился, «за ожерелье странное у них на шеях».
Человек в белой робе отвернулся и, выходя из комнаты, бросил:
— Смекнёшь самостоятельно, умник?
Дверь закрылась, опустился засов.
Тода остался стоять посреди комнаты.
В силу своего возраста и того, что все свои силы и время он отдавал учёбе, ему не довелось быть с женщиной как мужчине. Но он представлял себе это чем-то прекрасным и желанным, неким таинством двоих влюблённых, особенным, непостижимым заклинанием. Сближение, доверие, отдача... Так же он представлял себя отцом озорного мальчугана, а то и двух, конечно же, дарованных ему Рамиллой.
Конечно, было и иное мнение относительно материнства. Тот же Мелик считал и говаривал вслух неоднократно, что это женщинам даруют, а не они, ведь мужчины дают им возможность ощутить чувство значимости и испытать счастье материнства. Он много раз высказывался о «раздутой в брюхе важности» будущих матерей, о «мнимом чуде деторождения», упоминая при этом о недооценённости вклада мужчин в этот процесс и сокрытом в тени таком же по значению «чуде зачатия».
«Да уж, что только не придёт в голову, когда стоишь голый, дрожишь от страха и холода, ожидая собственной казни».
Фанатики-привратники, именующие себя Старшими Сынами, отдавшие свои жизни в услужение безумца Адельберта, возродившего культ отступников... Тода не мог их никак понять. Как мог кто-нибудь нанести себе столь непоправимый ущерб в угоду идеи?
«Должно быть, я действительно ещё слишком мал для всего этого», — подумал Тода и принялся растирать свои худые бёдра. Без одежды в комнатёнке было достаточно прохладно.
Присев на койку, он незаметно для себя задремал.
***
Его бесцеремонно сдёрнули со скамьи за руки и, ухватив подмышки, выволокли из кельи. Тода в ужасе завертел головой. Он ещё не до конца пробудился ото сна.
На этот раз за ним пришли не белые робы, а здоровяки. Не те, что встретили его у ворот. Ему невольно пришла мысль, сколько же вообще у безумного Адельберта Старших Сынов?
По сторонам от них шествовало четверо человек в белом. Даже если бы он вырвался из железной хватки стражников, убежать не удалось бы.
Мысли бурлили в его голове, лихорадочно пытаясь найти выход. Его вели на казнь, скорее всего. Не иначе.
«Казнят! Причинят безумную боль, а потом обрекут на ужасную смерть!» — но Мелик ждал его, чтобы непременно ему помочь.
Откуда-то сзади раздался голос магистра-отступника:
— Мы знаем, что ты пришёл не один. Мои сыновья в данный момент обыскивают земли вокруг города. Где бы он ни был, его схватят.
У юноши упало сердце, и вмиг пересохло горло. Всё, это был конец.