(карта Червонной Руси, Подолии, Волыни и Украины, 1687 год)
II. КНИГА ПЕСКА
5
О том, как из усталости Божьей появляется мир
Случается так, что Господь устает от сияния своего и тишины, бесконечность уже тошнит ему. Тогда-то, словно громадная, отвечающая на любые раздражители устрица, тело которой настолько обнажено и деликатно, что чувствует малейшие вибрации частиц света, он съеживается, и от него остается немного места, где сразу же, из ничего появляется мир. Поначалу мир этот походит на плесень, он беленький и нежный, но быстро растет, отдельные нитки соединяются одна с другой, образуя крепкую подложку. В конце концов, он твердеет и тут же начинает обретать окраску. Все это сопровождается низким, едва слышимым звуком, мрачной вибрацией, которая заставляет атомы беспокойно дрожать. Именно это движение порождает частицы, а потом зернышки песка и капли воды, которые разделяют мир надвое.
Сейчас мы находимся по стороне песка.
Глазами Йенты мы видим низкий горизонт и огромное, золотое и оранжевое небо. Громадные, клубнеобразные кумулюсы уплывают к западу, еще не осознавая того, что через мгновение падут в бездну. Пустыня вся красная, и даже малейшие камушки отбрасывают длинные, отчаянны тени, которыми они пытаются вцепиться в твердую материю.
Конские и ослиные копыта практически не оставляют следов, они соскальзывают по камням, вздымая немного пыли, которая тут же оседает и прикрывает всяческую образовавшуюся царапину. Животные ступают медленно, опустив головы, уставшие от целого дня пути, словно в трансе. Их спины уже привыкли к грузам, которые накладывают на них каждое утро, после ночного постоя. Одни только ослы каждое утро устраивают гвалт, раздирая рассвет своим переполненным печали и изумления ревом. Но теперь даже они, урожденные бунтари, совершенно замолкли, рассчитывая на скорый отдых.
Между ними движутся люди, вытянутые на фоне округлых, деформированных грузом форм животных. Словно часовые стрелки, которые освободились от своих циферблатов, теперь они самостоятельно отмеряют оторванное, хаотическое время, которого уже не может теперь укротить никакой часовщик. Их тени, длинные и острые, покалывают пустыню и раздражают наступающие сумерки.
Многие из них одеты в длинные, светлые накидки, на голове у них тюрбаны, когда-то зеленые, а сейчас выцветшие от солнца. Другие спрятались под широкополыми шляпами, а тени их совершенно не отличаются от теней, отбрасываемых камнями.
Это караван, который несколько дней назад выступил в Смирну и направляется на север, через Константинополь, а потом – через Бухарест. По дороге он будет разделяться и объединяться. Часть купцов оторвется уже через несколько дней, в Стамбуле, эти направятся через Салоники и Софию в Грецию и Македонию, другие останутся до самого Бухареста, а кто-то вообзе пойдет до конца, вдоль Прута, до полькой границы, а пересекут они ее, преодолев мелкий Днестр.
На каждой стоянке необходимо снимать со спин животных перевозимые товары и осматривать те, которые серьезно упакованные лежат на возах. Некоторые из них весьма деликатные, как партия длинных турецких трубок; каждая из них отдельно завернута в паклю, а потом тщательно обвязана полотном. Имеется немного турецкого оружия и конская парадная упряжь, имеются коврики и тканые пояса, которыми господа шляхтичи перевязывают свои жупаны[34].
Имеется и бакалейный товар в деревянных сундуках, тщательно закрытый от солнца; различные тонкие материи, и даже не до конца созревшие лимоны и апельсины, чтобы смогли выдержать путешествие.
Один армянин, некий Якубович, присоединившийся к каравану в последнюю минуту, на отдельной повозке везет роскошный товар: коберцы диванские[35], турецкие ковры. Теперь он ужасно боится за свой товар, по любой мелочи способен вспыхнуть гневом. Он готов был сесть на судно и из Смирны в Салоники перевезти все за пару дней, только вот морская торговля сейчас занятие опасное – можно попасть в рабство; рассказы об этом у костра кружат неустанно, как только караван останавливается на отдых.
34
Жупа́н: (пол.
35
Коберцы (пол. kobiercy, ед.ч. – kobierzec) – можно было бы перевести как "коврик". Вообще же это односторонняя декоративная ткань восточного происхождения. Применяли их, в первую очередь, как настенное украшение. Коберцы содержат орнаментальные узоры, что отличает их от тканей с картинными изображениями – гобеленов. Коберцы являются характерным элементом персидской культуры, но еще и польской эпохи сарматизма. Иногда слово "коберец" применяют в роли синонима богато украшенного ковра. "Диванские" – это государственные, то есть принадлежащие шаху и управляемые "советом министром" – "диваном" земли в Персии.