Все в помещении уже уснули, огонь в печи пригас, превратившись в красный ленивый жар, кто-то похрапывает, а ребенок говорит и говорит, все слабее и тише, но в его слова вкрадываются странные ошибки и оговорки, только нет никого, кто был бы в сознании и кто поправил его; и постепенно вся эта литания искажается, принимая вид чародейского, непонятного заклинания, произносимого на древнем, забытом языке. Наконец детский голос совершенно слабеет, и мальчонка засыпает. Тогда Йента осторожно встает, с нежностью глядит на это странное дитя, имя которого должно звучать не Иаков, а Беспокойство, и она видит, как его веки нервно дрожат, что означает: малыш полностью перенесся в сон и там начинает чего-то доказывать.
О страшных последствиях исчезновения амулета
Под утро, когда все после свадьбы спят по углам, а опилки в большой комнате затоптаны настолько, что походят на желтую пыль, в каморке у Йенты появляется Элиша Шор. Он устал, глаза у него налиты кровью. Он садится рядом с ней на кровати, качается вперед и назад и шепчет:
- Все уже кончилось, Йента, можешь уже уходить. Не сердись на меня за то, что я тебя задержал. Другого выхода не было.
Очень осторожно вытаскивает из-за декольте старушки горсть шнурков и ремешков; он ищет тот единственный, пропускает сквозь пальцы остальные и все еще считает, что того, наиболее важного, не замечал, что усталые глаза его не видят. Делает это несколько раз – пересчитывает маленькие терафим[46], коробочки, мешочки, костяные таблички с выцарапанным на них заклинанием. Все их носят, но у старух их больше всего. Наверняка вокруг Йенты кружат десятки ангелов, духов-охранителей и других, безымянных. Но вот его амулета нет. Остался шнурок, сам по себе, пустой. Заклинание исчезло. Как такое возможно?
Элиша Шор тут же трезвеет, движения становятся нервными. Под конец он просто начинает ощупывать старуху. Поднимает беспомощное тело и ищет под спиной, под бедрами, раскрывает худенькие конечности бедной Йенты, ее костистые, большие стопы, которые недвижно торчат из-под юбки, копается в складках сорочки, проверяет ладони, в конце концов, все более перепуганный, ищет в подушках, в простынях, одеялах и накидках, под кроватью и возле кровати. Может упало?
Очень смешно выглядит этот достойный старец, копающийся в постели старухи, словно бы принял ее за молодку и вот так неумело подбирался к ней.
- Йента, скажешь ты мне, что случилось? – обращается он к ней пронзительным шепотом, словно ребенку, что ужасно провинился, но она, естественно, не отвечает, только у нее дрожат веки, и на миг глазные яблоки движутся в одну и в другую сторону, а на губы выплывает неуверенная улыбка.
- И что ты там написал? – настырным шепотом спрашивает Хая у отца.
Сонная, в ночной рубашке и платке на голове, сейчас прибежала по его зову. Элиша смущен, морщины у него на лбу складываются в мягкие волны, их узор привлекает взгляд Хаи. Отец вечно так выглядит, когда чувствует себя виноватым.
- Ты знаешь, что я написал, - говорит он. – Это я задержал ее.
- И повесил ей это на шее?
Отец согласно кивает.
- Отче, ты должен был положить ей в коробочку и запереть на ключик.
Элиша беспомощно пожимает плечами.
- Ты будто ребенок, - говорит Хая, одновременно и ласково, и со злостью. – Как ты мог? Вот просто так повесил ей на шею? И где оно?
- Нету, исчезло.
- Ничего так просто не теряется!
Хая берется за поиски, но видит, что это не имеет смысла.
- Исчезло, я искал.
- Она его съела, - говорит Хая. – Проглотила.
Отец потрясенно молчит, а потом беспомощно спрашивает:
- И что можно сделать?
- Не знаю.
- Кто еще об этом знает? – спрашивает дочка.
Элиша Шор задумывается. Он стаскивает с головы меховую шапку и трет лоб. Волосы у него длинные, редкие и потные.
- Теперь она не умрет, - с отчаянием в голосе говорит Шор дочери.
На лице у Хаи появляется странное выражение недоверия и изумления, которые с каждым мгновением превращаются в веселье. Она смеется, поначалу тихонько, потом все громче и громче, а в конце ее низкий, глубокий смех заполняет комнатку и проникает сквозь деревянные стены. Отец закрывает ей рот.
О чем говорит "Зоар"
Йента умирает и не умирает. Именно так: "умирает и не умирает". Именно таким образом это объясняет ученая Хая:
46
Терафим — в Древнем Израиле название родовых антропоморфных идолов, почитавшихся домашними божествами. Представляли собой небольшие грубо сделанные статуэтки.