Вместе с книгами мне удалось перевезти в Москву из Саратова и некоторые мамины громоздкие вещи: пианино, на котором с детства играла мама, старинный дубовый буфет, огромный шкаф из орехового дерева, который я уже в 1960-х годах передала в Библиотеку под хранение раритетов, но который бесследно исчез из Библиотеки после моего ухода на пенсию.
К декабрю 1921 года Библиотека уже насчитывала около двух тысяч книг. А начиналось все с мандельштамовского стенного книжного шкафа. Затем появился ореховый шкаф с саратовскими книгами, и в конце концов — новые книжные полки.
Несмотря на тяжелые времена и почти невыносимые условия, работали радостно, жили с перспективой скорого открытия Библиотеки. И вдруг в один из последних декабрьских дней 1921 года неожиданно в Библиотеку нагрянули инспекторы Наркомпроса для ревизии. На пятом этаже двери библиотеки были настежь распахнуты на общую лестницу, так как дым от топившейся "буржуйки" наполнял всю квартиру. В двусветном зале никого не было: сотрудники уже разошлись по домам, а я, заведующая, жившая там же в мансарде, спасалась от дыма, где могла. Инспекторы, обойдя полное дыма помещение, не найдя ни одного человека, увидя такую "беспризорность" Библиотеки, на следующий день подготовили приказ за подписью начальника отдела педагогического образования Главпрофобра Наркомпроса: "Неофилологическую библиотеку как самостоятельную закрыть и передать книжный фонд и оборудование II МГУ, недавно открытому". Решение было принято быстро и категорично, надежды на его отмену было мало. Я спорила, уговаривала. Но Главпрофобр стоял на своем.
Во II МГУ Библиотеку хотели определить на отделение иностранных языков, которым руководил известный лингвист профессор Клавдия Александровна Ганшина. Я, конечно, пошла к ней. Она помнила мою маму, ценила ее как талантливого методиста, знала, что мама умерла. При встрече, узнав, что я дочь Э.Я.Рудомино, Ганшина заинтересовалась и моей работой. Я все рассказала про Библиотеку и про себя. Надо сказать, что она была сурова, поначалу держалась весьма строго. Но по мере моего рассказа задумалась, стоит ли разрушать Неофилологическую библиотеку ради неизвестно каких книг, к тому же помещение полуразрушенное, да и мало кто станет ходить из МГУ в Денежный переулок. Единственное, что могло ее заинтересовать, — это мамины книги, но их всего один шкаф. Таким образом, фактически вопрос стоял только об одной тысяче книг. Я объяснила, что эту тысячу книг можно заменить такой же тысячей книг из Центрального книжного фонда. В результате нашего разговора руководство II МГУ отказалось от нашего книжного фонда и от нас, о чем сообщило в Наркомпрос.
Я всегда отстаивала самостоятельность Библиотеки. Не знаю, откуда у меня уже тогда была такая убежденность в том, что если Библиотека будет самостоятельной, то она будет развиваться, а если будет при "ком-то", то ничего толкового не выйдет. Это убеждение я сохранила на всю жизнь. И это, безусловно, красной нитью проходило через все развитие Библиотеки. Библиотека иностранной литературы росла именно как самостоятельная организация, подобно многим созданным в те годы институтам, музеям, театрам. Но нам все время приходилось отстаивать свою самостоятельность. Кому-то нужен был наш штат, чтобы увеличить свой штатный лимит, кому-то наши книги, кому-то помещение. Нас все время хотели к кому-нибудь присоединить: то к II МГУ, то к Библиотеке им. Ленина, то к ИФЛИ. Поскольку я настойчиво боролась, надеясь, веря в то, что это дело государственное и нужное людям, все получалось. А если бы я рассчитывала на другие организации, ничего бы не вышло. В этом я уверена.
В тот раз в декабре 1921 года Библиотеку мы отстояли. Можно было радоваться, что все остается по-старому и мы вновь, не покладая рук, будем готовить Библиотеку к открытию. Но не тут-то было.
В конце 1921 года была утверждена новая смета учебных учреждений Главпрофобра на 1922 год. Но наша Библиотека в списке не числилась! Наступило очень тревожное время. Однако здесь на выручку пришла Главнаука Наркомпроса. Заведующим Главнаукой в тот год был И.И.Гливенко, один из бывших руководителей Неофилологического института. Он прекрасно понимал будущее значение Библиотеки.
Кроме того, библиотечный отдел Главнауки, в ведении которого были научные библиотеки страны, был тесно связан с нашей библиотекой в течение всего времени ее организации и всемерно оказывал помощь молодому и перспективному учреждению. В результате общими усилиями в список научных учреждений РСФСР уже с января 1922 года была включена и Неофилологическая библиотека. Таким образом, Библиотека вновь вернулась в лоно госбюджетных учреждений Наркомпроса РСФСР.