Интересно было еще и то, что, несмотря на медальон, в этом году ритуал все-таки нашел ее. Да еще и сразу для двух истинных. Гурьев недовольно постучал когтем по столешнице. Несмотря на то, что для его планов девственность Евы не имела значения, все же его бесило, что ее успели поиметь до него. Еще и судя по запахам вдвоем. Вот же извращенцы и кобели. Гурьев даже на секунду испытал к ним симпатию. Это же надо было так развести невинную девушку. До свадьбы, без всяких обязательств… Даром, что истинные. А теперь, вообще, дохлые. К счастью, зачать Ева от них не успела. Он бы почувствовал по запаху.
На мгновение Гурьев ощутил что-то, очень похожее на тревогу. А что если все-таки Ева залетела, а он не почувствовал? Нужно было сделать перед церемонией анализы. Но даже если Ева и успела… слава современной медицине. С этим легко будет разобраться. Главное просто держать руку на пульсе. Успокоенный этой мыслью, Гурьев вернулся к текущим задачам. Ничто больше не могло помешать его плану.
***
Давид пришел к себя с таким чувством, будто пил до этого три недели, не просыхая. Он никогда так не делал, в общем-то, но был уверен, что ощущения должны быть именно такие.
Ева.
Что с Евой и где она? Они так облажались. Сколько раз они не смогли защитить свою истинную? Еве бы стоило сдать их в утиль. Но сейчас нельзя было предаваться самоуничижительным мыслям. Нужно было сначала найти Еву, спасти, убедиться, что с ней все в порядке. А потом может уже послать их нахер.
Он смутно помнил последние события. Они ехали на машине… Потом авария… Они вышли разобраться с волками, но те просто выстрелили в них. Иронично. Оборотни никогда не пользовались оружием, считая это ниже своего достоинства. Их оружием были клыки и когти. Так они и сражались. Но Гурьев потому и считался психопатом, что методов не выбирал. Давид и Женя оказались беспомощны против пистолета. Нужно было не быть идиотами и тоже обзавестись нормальным оружием. Давид закашлялся, и, будто бы в ответ, рядом застонал Женя. К Давиду постепенно возвращались разные чувства. Теперь вот обоняние. Женя пах собой, Евой, кровью и даже немного Давидом. Все-таки они много времени провели вместе в последние дни.
— Терентьев? — позвал его Давид.
— Лобанов, — хрипло отозвался Женя. — Я думал, что мы сдохли.
— Кто-то нас вытащил… — откашлялся Давид. — Но не могу понять, хорошо это или плохо…
Дверь в комнату открылась и по глазам ударил яркий свет. Давид подумал, что сейчас-то они и получат ответы на все свои вопросы.
Глава 29
Праздник, о котором говорил Гурьев, наступил слишком быстро. Хотелось бы Еве оттягивать этот момент бесконечно долго, если бы это было в ее силах. Но в одно утро Ева проснулась и увидела напротив постели платье. Белое, пышное, невесомое. Не совсем похоже на свадебное, скорее на тунику, которая крепилась на одном плече золотой брошью, и Ева была уверена, снималось оно очень легко. Она смотрела на кусок ткани и уже тихо его ненавидела. Это было проще, чем думать о чем-то другом. Ведь стоило ей остановиться и не проговаривать что-либо в голове, перед мысленным взором снова представала ужасающая картина канавы, возможно, ставшая последним пристанищем для ее альф.
Ева вскочила с узкой постели, словно это могло хоть как-то позволить убежать от своих мыслей. Она металась, запертая в крошечном пространстве, без возможности выйти наружу. Под дверью постоянно кто-то дежурил. Один или по двое, будто она была опасным преступником, а не волчицей в заточении. Ева подошла к крохотному окошку и открыла его, жадно вдыхая морозный свежий воздух. Она никогда не замечала, как прекрасно может быть просто дышать полной грудью. Сейчас Еве казалось, что она не замечала многих других вещей, но после того, как Гурьев сорвал с нее кулон, все чувства обострились, включая тоску по свои альфам. Днем она страшилась образов их кончины, а по ночам сгорала от желания, лежа одна на узкой постели, и с тихими всхлипами вспоминая, каково было спать между двух альф. Ева отвернулась от окна, и снова уткнулась взглядом в платье. В маленькой комнатке некуда было от него спрятаться.
Она приблизилась к платью, взяла в руки вешалку и пару секунд смотрела на проволоку, которая казалось, будет весьма привлекательно смотреться в шее первого, кто встанет у нее на пути. Ведь она не собиралась покорно оставаться здесь и ждать, когда этот псих уж точно превратит ее в инкубатор. Скорбь стала ее союзником, не позволяя забыть, как может быть хорошо с теми, кто тебя любит. И уж она точно не станет гробить свою, и возможно, другие жизни, оставаясь послушной овечкой, которую собирались вести на жертвенный алтарь по желанию какого-то сумасшедшего альфы.