Выясняется, Элла за нас слово замолвила, какое надо, что мы не хуже других и с интересами у нас все в порядке.
— Правильно! — врет Винт, а сам жадно на костры смотрит, хочется ему себя в деле показать. — Хороший она товарищ! Научила…
— Жаль, ей в поход идти нельзя, — говорит Валентин Дмитриевич, не отрываясь от секундомера, — большая для нас потеря.
— Пусть идет! — говорит Винт.
— Врачи запрещают, — вздохнул Валентин Дмитриевич.
Я Винта за рубаху тяну, он отмахивается. Объясняю ему на ухо, вдруг спросят, какой у нас интерес, вдруг проверять начнут, а что отвечать? И нам крышка, и Элку подведем. Бочком, бочком мы от класса, бегом к ее дому.
Элла очень удивилась, увидев нас дважды на дню.
— Спасибо, что соврала, — запыхавшись, говорит Винт. — Мы тебе тоже когда-нибудь пригодимся, не думай. Только что нам говорить, если спросят?
— А то мы тебя подвести можем…
Элла пожала плечами и сказала:
— Я никогда никого не обманывала.
— Ха-ха! — сказал Винт. — А что нас волнует?
— Над чем мучаемся? — добавил я.
— Ночей не спим и вообще?
Она посмотрела на нас, непонятливых, и говорит:
— У вас дружба. Вот ваш интерес в жизни.
— А это разве считается? — удивились мы.
Она кивнула, села за фортепьяно, раскрыла ноты. Ей было пора заниматься любимым делом. Мы пошли, а вслед нам музыка — грустная-грустная, одинокая-одинокая. Понятная музыка, человеческая, хоть и классика.
— Я понял, почему она плакала! — остановился Винт.
Я еще вчера понял, это ребенку ясно. Приехала девочка из большого города в нашу дыру, где и поговорить-то не с кем. Человеку без компании трудно.
— Винт, — говорю, — ты клялся ее выручить.
— Я не отказываюсь, — завздыхал Винт, — только уж больно в поход хочется, где не ступала нога человека…
Чтоб не было пути назад, мы пошли к Валентину Дмитриевичу домой и начали объяснять, почему в поход не идем, чтоб он не обижался и в следующий раз нас не забыл:
— Понимаете, у нас интерес к одному человеку проснулся. Приходится идти на жертву…
— Человек болеет, — говорит Винт.
— Понимаете, городок у нас хороший, но к нему привыкнуть надо, если ты приезжий…
Не очень складно получалось, все мы вокруг да около объясняли, сбивались и мешали друг другу. Валентин Дмитриевич понял — настоящего педагога сразу видно.
Вот так. А сейчас, в это самое время, пока вы в походы ходите, кино про привидения смотрите, выращиваете кактусы или замечательно ничем не занимаетесь, мы ломаемся на музыке. Я сижу рядом с Эллой, листы с нотами переворачиваю, а Винт в кресле со сном воюет. Опять он носом клюнул, я ему за спиной Эллы кулак показываю.
— Какой темп? — спрашивает Элла. — Виталий?
Виталий, не долго думая, ляпает:
— Минор!
— Ха-ха! — кричу я. — Мажор. Типичный!
Элла останавливается, вздыхает, глядя на нас.
— Вы назло?
— Ни в коем случае! Что ты!
Элла начинает горячиться:
— Тупицы! Припадочные! Ежу понятно, что это модерато! Обыкновенное мужественное модерато. Чурки!
В комнату заглядывает ее папа.
— Элла, — говорит он укоризненно, — откуда такие слова?
— А ты попробуй с ними! — кричит она.
Отец качает головой, скрывается.
— Последний раз, граждане! — объявляет сердито Элла.
Живем дальше. Я через раз нотный лист забываю перевернуть, а Винт из последних сил глаза таращит. Значит, есть настоящий интерес в жизни, если такие мучения…
