Ксюня, мило прищурившись, достаёт платочек и протягивает его Миронову:
— Ничево стлашного, Денис. На, вытли.
Но в этот момент её руку хватает охранник. Железной рукой.
— Запрещено касаться Дениса Миронова, — произносит он механическим голосом.
Пауза. А затем я резко хватаю его железную лапень.
— Не тлогай мою суженую, улод, — негромко, но отчётливо бросаю.
И запускаю Паутинку.
Железная перчатка охранника трещит, внутри слышится слабый хлопок — проводка горит, пластик плавится.
Охранник хлопает глазами, его рука сама разжимается, потеряв всякую подвижность. Он дёргает запястьем, но внутри уже всё сгорело. Только остов остался.
Ксюня спокойно как ни в чем не бывало снова протягивает платочек Денису.
— Вот, делжи.
Тот в шоке берёт его, не сводя с меня ошарашенного взгляда. А за нашими спинами уже вскочил Семен, огораживая нас от «киборга»
— Все в полядке, Семен, — поднимаю руку, и дружинник остается напряженно стоять, не сводя глаз со сломанного охранника.
А я просто сижу и думаю, что всё сделал правильно. Поломку можно списать на стандартный навык Алхимии. И это хорошо. Потому что на Разрушителя никто не подумает.
Я перевожу взгляд на Дениса.
— Похоже, твой человек повел себя неколлектно, — говорю спокойно. — Либо извинись за нево, либо Семен вас вышвылнет вон.
Денис сглатывает. Глаза у него дёргаются. Он явно не хочет этого делать, но испугался до усрачки.
— П-плостите… — бормочет он, явно напуганный.
Я довольно прихлёбываю коктейль.
Глава 21
Международный аэропорт, Москва
Чёрный фургон без опознавательных знаков выехал с территории московского аэропорта, минуя шлагбаум с дежурными полицейскими. Те даже не взглянули внутрь — заказное такси, всё оформлено по бумагам. Но снаружи у машины не было ни логотипа сервиса, ни наклеек.
В салоне же на задних сидения — трое. Двое мужчин и девочка. Все трое были коренными ацтеками.
Девочке было почти пять, но выглядела она младше: худенькая, с сухими локтями, коротко подстриженными тёмными волосами и огромными, тревожно-зелёными глазами. Глаза светились нечеловеческой ясностью, почти фосфорицировали в полумраке салона. На её шее плотно обвивался металлический ошейник, в центре которого вживлён кроваво-красный камень — пульсирующий, словно живой.
Звали девочку Акталь.
Один из мужчин — Койтоль — сидел слева. Его мускулистую шею опоясывали татуировки: древние глифы и силуэты стилизованных богов войны. Один глаз налит кровью, другой — пульсирует судорожной дрожью. Ярость из него сочилась — не кипела, а сочилась, вязкая, тяжёлая, густая. Как мазут.
— Этот мелкий паршивец! — глухо выдохнул он, не отрывая взгляда от соплеменника. — Русский молокосос. Нам доложили: ритуал солнца в Стормхельме сорвался из-за него. Русский княжич каким-то образом, знал место проведения ритуала. Если бы не он, хирдманы Исаэт не нашли бы наших на небоскрёбе! Карапуз помешал восхождению!
Он сплюнул себе под ноги и ткнул пальцем в потолок фургона.
— Он должен умереть. И убьёшь его ты, Акталь.
Девочка молчит, опустив голову. Справа от нее сидел Эктоктоль. Постарше Койтоля, с седыми висками и кожей цвета старого бронзового ножа. Он молчал, глядя в окно. За стеклом плыли дорожные указатели: МКАД, Коломна, Рязань…
— По выходным цель часто выходит в парк, — тихо сказал он. — Гуляет, играет с сестрой. Ты подойдёшь к ним, Акталь, как обычная девочка. Скажешь: «Давай играть вместе». А потом выгрызешь ему гортань. — Он повернулся и взглянул на Акталь. — Ты справишься. Ему нет и двух лет.
Девочка вжалась в кресло. Её плечи дрожали. Она прикусила губу и уставилась в пол.
— Убить мальчика?.. — прошептала она едва слышно. — А если… если я не послушаюсь?
Койтоль склонил голову набок, усмехнулся — оскал без веселья.
Эктоктоль медленно, театрально, достал из внутреннего кармана пиджака небольшой чёрный пульт. Посередине пластика — всего одна-единственная кнопка.
Ацтек нажал её.
Камень в ошейнике вспыхнул багрово; Акталь выгнулась в кресле, рот раскрылся в беззвучном крике. Она сжалась, как зверёк, которого сжигает электричеством, и обмякла, хрипя сквозь зубы.
— Тогда ты поджаришься, малышка, — всё тем же ровным голосом сказал Эктоктоль, глядя ей в глаза.
Снова в садике. Очередное утро, тест на головоломки. Мы решаем их группой, сидим за низкими столами — как птенцы на жердочках. Первым сдаю я, как обычно. И, как обычно, тянут время все остальные. Потом воспитательница раздаёт стикеры — награды за успех.