– А пошто и как сюда Ховрин пригнал? – спросил тихо княжич Иван. – Пошто не упредил нас никто из его охраны?
Не сразу ответил дворецкий, так необычно было ему из уст мальчика слышать такие речи. Васюк, видя это, довольно усмехнулся и подмигнул Илейке, а у того сами губы расплылись от улыбки. Оправился дворецкий и заговорил с Иваном степенно, как со взрослым.
– По то боярин Ховрин пригнал сюды, – начал он, – чтобы моих государей, князей Ряполовских, на рать поднять за князя великого. От стражи своей ловчего Терентьича отпустил он к обители для-ради упрежденья, а лиходеи Шемякины, баит он, схватить уж князя успели…
– Истинно так и было! – вмешался Васюк. – Истинно, Иванушка. От нашей-то стражи, что на Паже-реке оставлена была, тоже никто не вернулся.
– Токмо я, – воскликнул Илейка, – един я с Клементьевой горы злодеев узрил!
– «Токмо, токмо…» – сердито забормотал Васюк. – Токмо князь наш не готов был да на Бунко распалился зря.
– Во-во! – оживился дворецкий. – Вот от Бунко-то князь Ховрин и узнал все. Били его вои великого князя, а Ховрин-то и попытай их, пошто Бунко бьют. Ну тут и уразумел все Ховрин, да сам и погнал к нам.
Княжич Иван замолчал и больше ни о чем не спрашивал. Одевшись в турский кафтан с кривым ножом у пояса, пошел он угрюмый в трапезную. Тяжело ему было и досадно на отца, а думы бегут разные и тут же разбегаются, и ничего в мыслях собрать он не может.
В сенцах неожиданно приник к нему Юрий и тихо зашептал в ухо:
– Тата прогнал Бунко, а ты бы что сделал?
Иван весьма удивился: брат казался ему все еще маленьким, он только ведь часовник читает с Алексеем Андреевичем. А тут вот смутил его.
– Яз бы поимать велел, – ответил вполголоса Иван, подумав, – распытал бы точно, где Шемяка, да обходными дорогами поскакал в Москву, али сюда, к Ряполовским, людей собирать для рати…
Красивые, как у отца, лучистые глаза Юрия вспыхнули и заблестели от восторга.
– Яз бы тоже так сделал, – быстро зашептал он, – сел бы потом на коня и повел бы полки на злого Шемяку…
В трапезной, где княжичей посадили за стол, начался уже совет. Говорил старший из Ряполовских, князь Иван Иванович. Около него сидели братья Семен и Димитрий Ивановичи, оба такие же могучие, как и хозяин, оба с такими же курчавыми бородами, как и у старшего брата.
Тут же были и боярин Ховрин и Семен Иванович, уже не в рваной рясе, а в цветистом боярском кафтане; были и бояре Ряполовские, и воевода их, Микула Степанович.
– Разумеют бояре московские, – говорил князь Иван Иванович, – чем Шемяка им пакостен. Чужой он нам князь, и бояре московские чужие ему. Своих наведет он и бояр, и детей боярских, и отцов духовных, и гостей богатых.
– Отымет наши села с деревнями, – вставил боярин Ховрин, – своим отдаст, а нам хоть отъезжай из своих вотчин в чужие земли, отъезжай из гнезда своего и от могил родительских.
– Своим-то первые места будут, – яростно крикнул боярин Семен Иванович, – из доброго лучшие, а нам – из худого худшие!
Илейка, стоявший у стола рядом с Юрием, не вытерпел и, прожевав кусок баранины, сказал громко и убежденно:
– Сиротам тоже не сладко придется. Чужие-то совсем разграбят животы их и всякое именьишко! Чужие-то не навек придут – жадовать будут: что ни на есть – комком да в кучку, да под левую ручку.
– Вот, – возвысил свой густой голос князь Иван Иванович, – не захочет Москва Шемяку! Не на столе ему там сидеть придется, а на шиле! Не усидит.
Иван Иванович помолчал и стал говорить о сборе ратной силы, о том, как великого князя от Шемяки отбить, о том, как с отцами духовными вместе о неправдах, об изменах Шемякиных всему христианству поведать.
Княжич Иван впервые был на княжом совете, и сердце его сильней трепетало, чем на охоте. Словно на коне, гнался он за мыслями разными, то вот догонял, понимал все, то опять терял, но скоро все ясно ему стало, будто трудное письмо он с многими титлами прочел. Только вот что делать дальше, не знал. Да не он один, а и другие тоже не знали – ждали все, что воевода Микула Степанович скажет. Дело это уж ратное. Микула же Степанович молчал, только лоб его бороздили морщины, да рука седую бороду вокруг пальцев крутила.
Замолкли и другие все, и княжич Иван впился в сухощавого старика с горбатым носом и с длинными седыми бровями, нависшими над быстрыми сверкающими глазами.
– Иного не ведаю, – начал воевода, – окромя как собрать что есть ратных людей и коней, да борзо вместе с княжичами в Муром отъехать, и в граде Муромском сесть за стены. Дороден град-то Муромский и татарами не тронут был. Токмо туда ехать тайно, а оттуда потом вести слать во все стороны. Придут к нам и бояре и ратные люди…