– Если бы ты, Мата, всегда оставалась такой послушной и кроткой, как теперь, возможно было бы выдать тебя замуж за какого-нибудь хорошего человека, ровню тебе!..
Девочка в ответ на такие слова наклонила скромно голову. В эти дни ей хотелось сделаться похожей на других девушек в той жизни, что окружала ее. Но она почти ясно сознавала, что настроение подобное вскоре пройдет!..
Она давно уже заметила, что и христиане и евреи имеют, в сущности, одинаковое представление о нравственности в обыденной жизни. И те и эти полагали, что следует быть честными мужчинам, а женщинам и девушкам следует быть скромными, хорошо вести домохозяйство, никогда не изменять мужу и старательно воспитывать детей… Об этих простых требованиях говорилось как о божественных установлениях… «Но эти требования такие простые, такие людские!.. При чем тут Бог?.. Нет, эти требования придуманы самими людьми!..» – так рассуждала девочка. В существовании Бога она все более и более сомневалась. Многие дни она была совершенно убеждена в том, что этот Бог иудеев и христиан вовсе и не существует. Но потом вдруг ей хотелось, чтобы Бог существовал, чтобы утешал верящих в него, чтобы после смерти могла бы продолжаться какая-то непонятная, но, конечно же, прекрасная жизнь… Невольно мысли ее обращались к христианству, потому что в христианстве была мать Бога, которой поклонялись как Богу, которая тоже могла утешить. И ведь женщинам легче было обратиться к женскому божеству! Она знала, что в христианстве почитается девственность; знала, что монахини-девственницы пользуются всеобщим уважением, служат Богу и Богоматери так же, как и мужчины-монахи… Эти мысли очень занимали девочку…
Однажды в доме родственника девочки остановился состоятельный торговец, приехавший из какого-то германского города. С ним был некий дворянин, обосновавшийся в гостинице. Из разговоров девочка поняла, что дворянин имеет серьезную просьбу к еврейской общине. Он прослышал об особенном благочестии главы этой общины и хотел, чтобы тот помолился о выздоровлении сына этого дворянина, юноша давно страдал хронической болезнью. Торговец, знакомый по своим торговым делам с большим семейством родственника девочки, обещал уладить это дело. Необходимые молитвы были прочитаны. По такому поводу велись многие разговоры, говорили о том, что иные христиане убеждены в большей действенности иудейских молитв нежели христианских в случаях тяжелых и затяжных недугов. Рассказывали истории о чудесах и разные притчи. После свадьбы Мирьям прекратились занятия учительницы с Глюкль. Теперь брачные посредники улаживали и будущий брак этой сестры. Младших девочек продолжали учить, но с ними Мата не имела дружеских отношений. Поэтому у нее не было возможности играть на клавесине, рисовать и брать книги из шкафа в классной комнате. Она очень скучала и от скуки прислушивалась к беседам, которые вели молодые служанки. Иногда она приходила в комнату, где обедали слуги и служанки, и тихонько садилась на дальнем конце стола, поближе к темному углу. Теперь более всех говорил молодой ловкий парень, слуга германского торговца. Парня этого звали Шмуэлем, он многое повидал на своем, недолгом еще веку и любил и умел рассказывать. Однажды он рассказал притчу о волшебнике и бедном человеке. Бедный человек пожаловался волшебнику: мол, у меня горестей больше, чем у любого другого в этом мире! Тогда волшебник показал ему, сколько горестей у каждого, и спросил, охота ли ему поменяться с кем-либо. Человек посмотрел на чужие горести и решил, что меняться не стоит, а лучше уж довольствоваться своими собственными!..
Все охотно согласились с молодым рассказчиком. У него были черные жестковатые кудрявые волосы и выпуклые губы веселого рта. Ворот он расстегнул и хорошо была видна крепкая смуглая шея. Глаза у него тоже были немного выпуклые и светло-карие. Девочка сама не понимала, чем же он так раздражает ее. Отчего-то ей хотелось противоречить его словам, сказать ему неприятное…
– Как странно! – Она подала голос. – Как странно! Не воспользоваться возможностью пожить жизнью другого человека, даже не решиться променять свои привычные горести на горести другого человека – ведь это даже и глупо!..
Она говорила с запальчивостью. Все наперебой принялись возражать ей. Все наперебой говорили, что нет никакого смысла менять свои горести на чужие…