Улыбаясь, именно этот эпизод и вспомнил Заразилов.
— Третий, — продолжал он, — назвавшийся в Билимбае Агаповым, Семенов Тимофей Михайлович. Он такой же студент, как я протоиерей кафедрального собора. Конокрад в прошлом, бандит и убийца — в настоящем... Вот эта троица, возглавлявшая банду, тю-тю... Но...
— Что — но?
— Пашка Ренке здесь, в городе. Возьму его сам.
— Это как понимать?
Заразилов оторвался, наконец, от печки, сел на загудевший пружинами диван и подробно рассказал, что произошло после побега главарей банды из Билимбаевской милиции.
В тот же день Заразилов с Белобородовым подняли местных коммунистов и комсомольцев, вооружили чем могли и, преследуя Ренке, в лесной землянке захватили этих шестерых.
Всего в банде было двенадцать. Ренке, Кислицин и Семенов держали их в ежовых рукавицах, себе из награбленного брали львиную долю. После убийства семьи священника они потеряли покой. Чувствуя, что милиция наступает на пятки, что кольцо сжимается и вот-вот превратится в обыкновенную веревочную петлю, они решили бросить соучастников, распродать вещи и податься куда-нибудь в другую губернию.
30 ноября бандиты нагрузили три воза и тронулись к Екатеринбургу. Остановка в Билимбае едва не стоила им жизни. Вырвавшись, они вернулись на основную базу, скрытую в глухой чащобе. И на этот раз главарю Ренке удалось обмануть своих сообщников. Он заверил их, что возы с товаром укрыты в надежном месте, что дня через два они все вместе уедут в Челябинск. Ночью Ренке, Кислицин и Семенов, вооружившись до зубов, скрылись.
— Но почему ты решил, — прервал Савотин рассказ Заразилова, — что Ренке в Екатеринбурге?
— Среди этих шестерых есть брат того Зося, который убит конвоиром в Тагиле. Ренке много ему доверял и как-то назвал дом Кащеева на Успенской[5], где он может укрыться от любой грозы. Зось зол на Ренке, за гибель брата и будет рад, если Курчавый окажется за решеткой. Вот поэтому он и выложил все начистоту.
18 декабря 1923 года. Город Екатеринбург
Вечером восемнадцатого к Заразилову прибежал один из помощников, выставленных у дома Кащеева. Возбужденный, он выпалил:
— Федор Григорьевич, у Кащея — гость.
Возбуждение инспектора УГРО было понятно: две недели к Кащееву никто из посторонних не заходил. Это — первая ласточка. Настроение наблюдателя передалось и Заразилову, но тот охладил его:
— Только, Федор Григорьевич, Ренкой там не пахнет. Какой-то тип бородатый. Армяк на нем затасканный, пимишки разбиты вдрызг.
— Как Кащеев себя ведет?
— За водкой бегал...
— Вот что, малый. Знаешь Наташку из «веселого» дома? Найди живой или мертвой и волоки... Приведешь ее в «Пале-Рояль» к парикмахеру. Да так, чтобы ни одна собака не видела.
Через час инспектор позвонил и доложил, что Наташка уже в гостинице, сидит у парикмахера в комнате и ревет, пьяная холера.
Парикмахер гостиницы «Пале-Рояль», низенький, прилизанный, с узенькой и понятливой мордочкой старикан, учтиво встретил Заразилова.
Он запер заведение, накинул на гвоздь фанерку с неопределенным по смыслу уведомлением: «Ушел по делам службы» и повел Заразилова в свое жилье — в один из номеров гостиницы.
— Под Наташку хотите работать? — спросил старичок.
— Догадливый, язви тебя в душу.
— Обличье только вот ваше... Исхудали что-то.
— Сойдет. Ночь скоро.
Наташка долго не могла сообразить, что от нее требуется, ревела, царапалась. Старичок сунул ей под нос склянку с нашатырем, успокоил и стал вдалбливать, что ей надо всего лишь на несколько часов одолжить свое платье, дошку и шаль.
Через час «Наташка», гремя армейскими ботинками (дамские сапожки Заразилов не смог напялить), вышла из гостиницы. За ней, как тень, двинулась вынырнувшая из соседнего подъезда рослая фигура агента Федора Худышкина, тезки и закадычного приятеля Федора Заразилова. На Успенской Заразилов вошел во двор одноэтажного каменного дома, поднялся на крыльцо, вынув руку из муфты, постучал косточками пальцев в дверь. Через минуту раздался голос старика Кащеева:
— Кого бог принес?
— Дедушка, это я, Наташа.
Загремела цепочка. Дед ворчал:
— Голос экий. С перепою, что ли? — прикрывая ладошкой огонек свечи, Кащеев повернулся спиной, направляясь в комнату. — Дверь-то запри, дуреха.
Заразилов вошел следом, прикидывая, где может быть гость. Дверь одна — направо. Раздумывать некогда. Стоит старику приглядеться — и маскарад будет разгадан. Заразилов толкнул старика в сторону, скинул муфту, обнажив руки с двумя пистолетами, ногой распахнул дверь.